Смертельно безмолвна (СИ)

Люди считают счастливым концом свержение врага, убийство главного антагониста. Они не понимают, что злые люди вынуждены быть злыми, не понимают, что большинство злодеев выбирают светлую сторону, а потом что-то меняется. Что-то ломает их. Они знали жизнь до того, как стали ужасом в наших глазах. Они доверяли и надеялись до того, как у них отняли эту возможность. Мы читали сотни книг, смотрели сотни фильмов, и каждый раз мы думали, что смотрим на счастливый конец. На то, как злодей превращается в пыль, падает со скалы или валится на колени, поверженный копьем. Но мы не понимали, что это трагедия. Этот злодей прошел огромный путь, который был полон предательства и боли, а потом он проиграл, и люди посчитали его смерть чудом. Что в этом счастливого, где здесь справедливость? Счастливой считалась бы концовка, в которой злой становится хорошим, а хороший принимает зло, что находится у него внутри. Ведь зло есть в каждом из нас. Не надо врать. Все мы способны совершать чудовищные поступки. Все. Но почему-то только некоторые из нас расплачиваются за это и становятся главными антагонистами.

 Ариадна взмахивает руками, и пастор Хью взмывает над полом; словно распятый он открывает рот в немом крике, растерянно оглядывается, а ветер бьет его по лицу.

- Вы сделали мне больно, Мистер Хью, – ядовито шепчет ведьма и сжимает в кулаки пальцы, от которых отпрыгивают красные искры. Она наклоняет в бок голову, а я быстрее приближаюсь к пьедесталу. Она не хочет убивать, она просто забыла, как быть человеком.

- Ариадна, остановись. Не надо! – Восклицаю я, и, обернувшись, девушка прожигает меня презрительным взглядом, а затем отбрасывает силой мысли в дальний угол церкви. Я ударяюсь спиной о стену так сильно, что дышать становится невозможным.

Боль напоминает о себе, я пытаюсь подняться, но не могу даже открыть глаз. Тело не слушается, горит, пылает так сильно, что я готов орать во все горло. Я должен встать. Я не имею права бездействовать, только не сейчас. Не сейчас!

- Мэтт, – неожиданно меня поднимают крепкие руки.

Сквозь мутную пелену я вижу лицо Джейсона. Черт возьми, они здесь.

- Она убьет его... – Невнятно лепечу я. – Мы должны...

Меня шатает, я едва не падаю, но оборотень решительно хватается за мои плечи.

- Эй, мальчик, сейчас не время для обмороков.

- Заткнись.

- Что она делает? – Спрашивает Норин. Женщина воинственно смотрит по сторонам, а затем сводит тонкие брови. – Я поговорю с ней. Хотя бы попытаюсь.

- Это же безумие, дамочка, – отрезает Джейсон.

- Я поговорю с ней. – Повторяет Монфор, расправив плечи. – А вы...

Внезапно разносится мужской, гортанный крик, и, выглянув из-за плеча Джейсона, я вижу, как Ариадна придавливает ладонь к грудине пастора. От ее пальцев исходят искры.

- Она его...

- О нет.

Тело священника загорается. Ведьма отшатывается назад, прижимает к себе руки, но взгляда от горячего тела пастора не отводит. Уже в следующее мгновение она смеется. Я в ужасе гляжу на то, как пастор Хью в муках и агонии виляет ногами, головой, орет и тонет в собственных криках, а Ариадна смеется. Смеется, будто сумасшедшая.

- Она завершила ритуал, – шепчет Норин Монфор и прикрывает пальцами губы.

Пламя, что пожирает отца Джиллианны, становится все ярче и ярче. Все больше! А я вспоминаю о ящике Пандоры и хватаюсь ладонями за виски. Что делать. Что нам делать.

Я слышу, как взрываются раскаленные волдыри, как хрустит его кожа. Я вижу, как к телу мужчины прилипает черное одеяние, пылающее оранжевыми вспышками. Я ощущаю запах. Горелый, мерзкий запах, который распространяется по церкви вместе с дымом, и на меня будто взваливают груду кирпичей, тонну ответственности.

Я не остановил ее раньше. Крепко зажмуриваюсь. Я позволил ей убить его.

- Нет! – Разносится по помещению неистовый крик, и, обернувшись, я вижу Джил. Я виновато стискиваю зубы и чувствую, как внутри все разрывается на части. – Нет, нет!

Девушка хватается ладонями за лицо и начинает недоуменно качать головой, не веря в то, что она видит, и я срываюсь с места, и несусь к ней, а она отпрыгивает назад.

- Это мой отец! – Не своим голосом кричит Джиллианна, сгибаясь от боли. Я хватаю ее за плечи, чтобы она не упала, а она впивается ногтями в губы. – Это папа, мой папа.

- Джил, я...

- Убирайся! – Верещит она, ударив меня по груди. – Не трогай, я сказала, не трогай!

- Пожалуйста.

- Это все ты, ты! Ненавижу тебя!

Она свирепо бьет меня, разрываясь от плача, а Ариадна смеется, раскинув в стороны руки и наблюдая за светом, который гаснет в глазах пастора. Она вдыхает запах смерти.

Тело пастора стремительно падает вниз, так как веревки, сковывающие его запястья, превращаются в пепел. Огонь утихает, шум испаряется, словно по волшебству, и внезапно Ари, будто подстреленная птица, валится на колени. Широко распахнув глаза, я выпускаю из объятий Джиллианну и оборачиваюсь. Какого черта? Что за...