Смертельно безмолвна

– Спустись, – повторяет она, кивая, и ее светлые локоны рассыпаются по плечам, – живо.

Приказной тон? Со мной такие приемы не срабатывают. И все же что-то заставляет меня поднять зад и последовать за ней. Возможно, совесть, которая когда-то смотрела на меня в отражении. Или мне просто надоело целый день валяться в постели и с маниакальной сосредоточенностью раз за разом обдумывать план действий.

Дол проводит меня в гостиную.

На диване сидит отец, рядом с ним – неизвестный мужчина: он толстый или, нет, жирный, как кусок сала. Еще и потный кусок сала с мокрой спиной и блестящими щеками английского бульдога. У незнакомца почти нет волос. Лысина сверкает в ярком свете. И к этой лысине, словно пиявки, прилипли черные пласты кудрей. Когда-то он этими кудрями покорял девчонок. Сто процентов! Хотя о чем это я? Разумеется нет.

– Мэтт, – папа нервно вскакивает на ноги, – я хотел тебя познакомить с мистером Рокетсоном. Слышишь? Подходи ближе.

Что за чертовщина происходит? Я останавливаюсь и складываю на груди руки. Если он думает, что я просто так выполню то, о чем он меня просит, то ошибается.

– Что за мистер Рокетсон?

– Приятно увидеть тебя воочию, Мэттью! – Толстый мужчина, от которого несет так сильно, что глаза слезятся, подпрыгивает ко мне и протягивает пухлую ладонь. – Очень!

Я не пожимаю руку.

– Кто вы?

– Это психиатр, Труман Рокетсон, – важным голосом поясняет Долорес, а я гляжу на нее через плечо и чувствую, как мое лицо краснеет. Я пялюсь на женщину, и мне кажется, что она сказала нечто на иврите.

– Что? – наконец я отмираю. – Что ты сказала?

– Психиатр. Мы решили, что тебе нужно поговорить с кем-то.

У меня нет слов. У меня нет сил. Первые несколько секунд я не знаю, что ответить и что закричать, потому что пребываю в странном туманном состоянии, во время которого так и тянет разбить кому-то морду. Но здесь отец и Долорес, их бить как-то неправильно… Выходит, не повезет толстому ублюдку, но у него и так жизнь не классная, да? Разве стоит подливать масло в огонь? Сумбурные мысли вертятся в голове, словно сумасшедшие, и, решив, что напугать отца больше попросту невозможно, я смеюсь и отворачиваюсь.

– Ты пригласил в дом мозгоправа? – не переставая смеяться, спрашиваю я отца. – Ого! Смелый поступок, пап, очень смелый. Кого он будет лечить?

– Мэттью, пожалуйста.

– Что? Я задал обычный вопрос.

– Прекрати.

– Он сможет тебе помочь! – горячо восклицает Долорес и приближается ко мне. – Он тебя выслушает, найдет способ избавиться от…

– От чего?

– От проблем, – договаривает отец, сведя брови, – у тебя ведь много проблем.

– Ты серьезно? – Я больше не смеюсь. Я злюсь. – Невероятно.

– Мэттью, тебе нужна помощь! Слышишь? Сынок, тебе нужен человек, который тебя услышит, который поймет, что творится в твоей голове.

– И ты решил, что этим человеком должен быть какой-то Балу из Детройта?

– Ради бога, простите, – щебечет Дол, поджав от стыда губы, – он пошутил.

– Да, мистер Рокетсон, я великий шутник, – рычу я, стиснув зубы.

Неожиданно мне становится очень неприятно. Вместо того чтобы понять меня, отец пригласил в дом чужого человека. Я знаю, что напугал его. Знаю, что заслуживаю злости и недоверия. Но в таком поступке проскальзывает неуважение, будто я кусок дерьма. Никто не хочет марать руки, и поэтому мне пригласили докторишку в перчатках. Меня тошнит. Здесь нет моих родных. Я вдруг отчетливо ощущаю, что остался один.

– А знаете что, – говорю я, – вы тут оставайтесь, а я, пожалуй, пойду.

– Мэтт, прошу!

Я поворачиваюсь к папе спиной, делаю несколько шагов и останавливаюсь, так как отец хватает меня за плечо. Он тянет меня назад, а я рвусь к выходу.

– Ты никуда не пойдешь.

Оборачиваюсь. Я всегда любил отца, но сейчас я его ненавижу.

– Мэтти, – хрипит он, приблизившись ко мне почти вплотную, – я ведь помочь хочу.

У нас похожие глаза. Мы одинаково разговариваем. Одинаково движемся. Но что-то в эту минуту разрывается, связь между нами исчезает. Пять лет назад у меня умерла мама.

А сегодня у меня умер отец.

– Ты просто должен был спросить, – бросаю я.

– Мэттью.

– Я рассказал бы.

– Так расскажи сейчас, – папа кладет ладони мне на плечи, – я здесь, рядом.

Сбрасываю его руки и равнодушно пожимаю плечами:

– Нет, тебя здесь нет.

Он собирается сказать что-то еще. Но я ухожу. Поднимаюсь на второй этаж и скидываю нужные вещи в огромный рюкзак, забираю костюм. Я выхожу из дома под бормотание Дол о том, что я совершаю огромную ошибку.

Мне наплевать на ее слова. Близкие должны доверять друг другу. Они должны верить друг в друга. Никто в этом доме никогда в меня не верил. Я всегда был плохим сыном, плохим братом. Что бы я ни делал, отцу всегда было мало. Хорошие оценки и успехи в спорте – мало. Я подорвал его доверие в тот день, когда попал в аварию, и с тех пор он не прощает мне ничего, будто вместе с капотом машины вдребезги разбились и наши отношения.