При обсуждении последнего пункта доктор снова поджал губы; его друг Аккерман, рекомендовавший ему д’Эглиза, был не вполне доволен тем, что один из его дорогих ковров был украден в пути, и доктор хотел быть уверенным, что ничто из
Разогретый теплом очага и горячего чая Джейми тоже вспотел и не отказался бы от бокала вина. Но старик резко поднялся и, отвесив вежливый поклон д’Эглизу, вышел из-за стола. Взяв Джейми за руку, он поднял его со стула и мягко, но настойчиво потащил по направлению к двери.
Джейми пригнулся – вовремя, чтобы не удариться о низкий косяк, и оказался в маленькой простой комнате с вязанками сохнущих растений, свисавших с балок потолка. Что…
Но прежде чем он смог сформулировать вопрос, старик взял его за рубаху и вытащил ее из килта. Джейми попытался отступить назад, но для этого в комнате просто не хватало места, и, хочешь не хочешь, он позволил усадить себя на стул, а заскорузлые пальцы старика быстро снимали с него бинты. Доктор издал неодобрительный звук, затем крикнул что-то в сторону двери. Отчетливо прозвучали слова «
Джейми не посмел встать и убежать, чтобы не подвергнуть риску новый заказ д’Эглиза. И продолжал сидеть, сгорая от стыда, в то время как доктор ощупывал, давил и – кувшин горячей воды уже принесли – скреб его спину чем-то болезненно шершавым. Но ничто из этого не обеспокоило Джейми в такой степени, как появление в дверях Ребекки с высоко поднятыми темными бровями.
– Мой дедушка говорит, что твоя спина в ужасном состоянии, – сказала она, переводя слова старика.
– Спасибо. А то я об этом и не подозревал, – пробормотал он по-английски, но затем вежливо повторил то же по-французски. Его щеки горели от унижения, но тихое, холодное эхо звучало в его сердце.
Это сказал врач в Форте Уильямс, когда солдаты приволокли Джейми к нему после бичевания – сам он идти не мог. Врач был прав, как и доктор Хасди, но это не значило, что Джейми снова хотел слышать горькие слова.
Ребекка, явно желая увидеть, что же ее дедушка имел в виду, обошла стул, став позади Джейми. Он застыл, и доктор резко ткнул его в основание шеи, заставив нагнуться вперед. Сейчас еврей и еврейка обсуждали увиденное безэмоциональным, отвлеченным тоном. Он почувствовал, как маленькие мягкие пальцы девушки прочертили линию между его ребер, и едва не упал со стула, а тело покрылось гусиной кожей.
– Джейми! – Голос Иэна из прихожей звучал обеспокоенно. – Ты в порядке?
– Да! – выдавил он из себя придушенным голосом. – Не надо… Тебе не нужно сюда входить.
– Тебя зовут Джейми? – Сейчас Ребекка стояла перед юношей и, наклонившись, заглядывала ему в лицо. Ее собственное личико было оживлено интересом и заботой. – Джеймс?
– Да. Джеймс. – Он стиснул зубы, когда доктор с силой потянул бинты, цокая языком.
– Диего, – сказала она улыбаясь. – Так будет по-испански – или на ладино. Иэн… Это будет… Хуан. Диего и Хуан. – Она нежно прикоснулась к его обнаженному плечу. – Вы друзья? Или братья? Я вижу, вы родом из одного и того же места – где это?
– Друзья. Из… Шотландии. Это… горы. А место называется Лэллиброк. – Он говорил свободно, без опаски, и боль пронзила его при звуках этого названия, боль более сильная, чем та, с которой доктор сдирал бинты с его спины. Он отвернулся. Лицо девушки находилось слишком близко, и он не хотел, чтобы она видела это.
Она не отодвинулась. Вместо этого она присела перед ним на корточки и взяла его руку. Ее рука была очень теплой, и волоски на его запястье встали дыбом вопреки тому, что доктор делал с его спиной.
– Скоро закончим, – пообещала она. – Дедушка очищает инфицированные участки и говорит, что теперь они затянутся снова и перестанут сочиться. – Доктор задал какой-то вопрос сердитым голосом. – Он спрашивает, бывает ли у тебя ночью горячка? Кошмары снятся?
Пораженный, он снова взглянул на нее, но ее лицо выражало только сочувствие. Ее ладонь сдавила его, словно поддерживая.
– Я… да. Иногда.
Доктор фыркнул, произнес еще несколько слов, и Ребекка отпустила руку Джейми, нежно похлопав по ней, и вышла, покачивая юбкой. Он закрыл глаза и попытался вспомнить ее запах – в ноздрях он не задержался, к тому же доктор намазывал его чем-то дурно пахнущим. Зато свой запах он чувствовал отчетливо, и его губы искривились от стыда: он вонял потом, дымом костра и свежей кровью.