Смертельное бессмертие

Аэропорт Франкфурта поразил его размерами. Мимо шли европейцы, мусульманки в хиджабах, какая-то вьетнамка несла ребенка, привязанного к спине, шли суровые смуглые сикхи в высоких тюрбанах, китайцы — а может быть, японцы? — катили чемоданы на колесиках. Александр Владимирович вдруг подумал, что не удивился, если бы мимо прошел монгол с верблюдом. Вместо верблюда какая-то девушка везла навстречу старушку в инвалидном кресле. Старушка почему-то улыбнулась ему. Неужели догадывалась, что он может для нее сделать? Он попытался улыбнуться в ответ.

Багаж ждать не требовалось, и он сразу пошел к выходу. И вдруг засомневался узнает ли сына? Конечно, он помнил его лицо, помнил, как он выглядел тогда, когда приезжал в Москву туристом. Но помнил как-то неясно. И чем больше он пытался восстановить в памяти черты лица Майкла, тем более смутным казался его облик. Оставалось надеяться, что Майкл узнает его, но и эта надежда была какая-то зыбкая. Ну ничего, начал он успокаивать себя буду стоять, оглядываясь по сторонам, и присматриваться к каждому мужчине лет тридцати, и сын, надо надеяться, тоже будет высматривать своего старичка. Найдутся как-нибудь.

Перед выходом толпились встречающие. Многие держали в руках таблички с фамилиями, названиями отелей, каких-то фирм, вон кто-то даже ждал какого-то мистера Семенова. Может, и сын догадался заготовить табличку. Какую? Просто “отец” или “мистер Сапрыгин”? Не успел он подумать о табличке, как увидел сына, который улыбнулся ему и заключил в объятия. Майкл, похоже, стал как-то шире, и с лица давно сошла детская пухлинка.

— Здравствуй, — сказал Александр Владимирович неуверенно.

— Отец! — улыбнулся Майкл. — А я, дурак, боялся, что не узнаю тебя и придется бегать и спрашивать всех одиноких джентльменов, откуда они прилетели.

— Самое смешное, что и у меня возникли такие же мысли. Ничего, если я буду называть тебя Миша?

— Господь с тобой, отец! Мама всегда зовет меня Миша. Кстати, я позвонил ей вчера, сказал, что ты приезжаешь. Она очень обрадовалась, что мы встретимся. Просила передать привет.

— Как она?

— Все в порядке. Я тебе писал, что она живет в Портленде. Занимается торговлей недвижимостью. Риэлтор по-английски.

— В России это слово тоже стало обыденным. Кругом одни спонсоры и риэлторы.

— Занималась бизнесом довольно успешно. У нее ведь, может, ты помнишь, редкая способность располагать к себе людей и уговаривать их. А в ее деле эти качества важнее всего.

— Она и сейчас работает?

— Да, но уже немножко иначе, вышла замуж за владельца фирмы. Неплохой человек.

— Вот теперь я вижу, что ты все-таки иностранец.

— Почему?

— Русский, скорее всего, сказал бы “неплохой мужик”.

— Правда? Запомню, — улыбнулся Майкл. — Тебе придется подождать немного. Постой здесь, никуда не отходи. Я схожу за машиной и минут через десять подъеду. Потом, уже по дороге, наговоримся вс… вс… ага, вспомнил всласть.

— Стою, Миша.

Почему, думал Александр Владимирович, почему он так обокрал себя, по существу, порвав все связи с сыном? Конечно, можно было найти оправдание — чем он прежде и занимался, — что отдалился от сына и Ани сознательно. Отказался ехать с ними, остался в Москве. У них началась другая жизнь, другие интересы, и для чего нужно было навьючивать их малоинтересными для них рассказами о его безрадостном существовании неудачника. Вчера купил полкило развесного творога, а сегодня в лаборатории три мышки сдохли. Он стеснялся своей бедности и неумения устраиваться, стеснялся самого себя. Может быть, сейчас еще не поздно что-то изменить?

— Господин Сапрыгин, — услышал он голос сына из остановившегося мерседеса, — экипаж подан.

— Это твоя машина? — спросил он, устраиваясь на сиденье.

— Нет, эта машина компании, в которой я работаю и которую представляю в Германии.

— А почему ты в Кёльне?

— Мы связаны с несколькими крупными немецкими компаниями, и, строго говоря, я мог бы быть в любом из крупных городов, в Гамбурге или Мюнхене, например. Но почему-то мой предшественник выбрал Кёльн. Я, признаться, и не знаю почему. Но ничего не имею против. Красивый город на берегу Рейна. Квартира хорошая. К тому же я встретил Ирму именно в Кёльне.

— Это твоя жена?

— Нет. Во всяком случае, пока. Теперь это называется гёрл-френд.

— У вас это серьезно?

— В каком смысле?

— Ну, вы собираетесь пожениться?

— Пока нет.

— Почему?

— Сейчас молодые люди не торопятся под венец. Под венец — это правильно, по-русски?

— Абсолютно. Вообще-то, несмотря на акцент, твой русский, пожалуй, неплох.

— Мама всегда настаивала, чтобы я дома с ней говорил только по-русски и читал по-русски. Ну вот мы и на автобане, который ведет к Кёльну.

Обгоняя их, стремительно проносились мимо другие автомобили. Сын, словно уловив мысль отца, объяснил:

— Я специально еду в самом медленном ряду, потому что слушаю тебя, а при ста пятидесяти — двухстах километрах это не очень безопасно.

Александр Владимирович посмотрел сбоку на сына. Красивый парень, ничего не скажешь. Неужели это его сын? Так похож на Аню. Он глубоко вздохнул. Предстоящий разговор и пугал, и радовал его.

— Миша… — начал он.

— Да, отец.