Смертельное фрикассе. Убийство по лионскому рецепту

Задача оказалась сложной. Согласно плану, который Лора составила, но в любую минуту была готова изменить в зависимости от своих встреч, она рассчитывала знакомиться с дюжиной бушонов за день. Только работа и позволяла ей не слишком много думать о смерти Жерома Тевене. Образ его тела, лежавшего на полу с мусорным мешком на голове и связанными за спиной руками, а также прочие гнусные подробности этого жестокого убийства не выходили из ее мыслей. И пока она с исполненной гнева решимостью шагала по улице Президента Эдуара Эррио, ее нагруженный, как вьючное животное, фотограф с трудом поспевал за ней. Закрепив как можно выше свой рюкзак на спине, чтобы не сломать себе ребра, повесив сумку с объективами на левое плечо, а футляр с треногой на правое, он уже совершенно выдохся, пытаясь подладить свой шаг к стремительной поступи молодой женщины.

На улице Арбр-Сек они посетили несколько бушонов, из которых она отметила только те, что предлагали хорошие порции, свежие продукты, сбалансированную карту вин, уважение к традициям, разумные новшества, радушную улыбку и умеренные цены. Столько параметров, согласно которым требовалось быстро оценить ресторан, требовали неусыпного внимания. Если же порой объединить все эти условия не представлялось возможным, Лора не отчаивалась, поскольку давно знала, что город приберег для нее превосходные открытия. В Лионе почти тысяча ресторанов и очень придирчивая клиентура, так что любой, кто вознамерился открыть тут заведение под новой вывеской, не мог долго продержаться, если не собирался вести дело честно и достойно.

Среди адресов, которые можно было порекомендовать, Лора, как гастрономический критик, без колебания отметила бушон «Батюшки», где она отведала грийяду а-ля мариньер[49] из улова ронских рыбаков и грушевое гаргуйю[50], рецепт которого подробно записала. Затем была долгая встреча в бушоне «Курица в горшке», название которого явно намекало на его фирменное блюдо. Она попробовала также вкуснейший фондан[51] с каштанами и задержалась за разговором с Маэль Полидори, колдовавшей у кухонной плиты. И, наконец, выделила «Ле Потике́», который предлагал по карте безупречное говяжье филе с соусом из сморчков и очень мелкой, обжаренной на сильном огне картошкой.

Пако делал обычные снимки, не стараясь оригинальничать: общий план залов, две-три детали декора, портрет шеф-повара или хозяина укрупненным планом, то есть до плеч, иногда вид заведения снаружи, когда архитектура или необычность фасада это оправдывали. Затем они покинули окрестности городской ратуши и направились в сторону Старого Лиона, перейдя через Сону по мосту Фёйе. Их новой остановкой стали «Разборчивые едоки», где прекрасный стол обеспечивал Жоэль Сальзи, у которого был талант готовить террин из бычьего хвоста, а из свиной ножки с вынутой костью делать своего рода крепинетту[52], вполне заслужившую того, чтобы туда заглянуть. Последним заведением, посещенным и в конце концов одобренным, был «Наш Дом», которое держали на улице Гадань супруги Лалло. Потроха в соусе и говяжьи щеки в меду оказались вполне достойны того, чтобы фигурировать среди ежемесячно публикуемых рецептов в «Гастрономических радостях».

Из других заведений она вышла разочарованной, или, по крайней мере, в сомнении, так что они были вычеркнуты из ее списка. Значит, пять достойных адресов плюс «Мой Цыпленочек», следовательно, предстояло написать шесть заметок — и это всего за один день поисков. Итог был скорее положительным и мог бы стать даже вдохновляющим, если бы постоянно не чувствовалось это напряжение, особенно заметное на повороте всех разговоров. А они неизменно сворачивали к убийству Жерома Тевене. Содержание речей было довольно контрастным и колебалось между ошеломлением и возмущением, гневом и фатализмом, яростным желанием схватиться с проблемой небезопасности врукопашную и рефлекторным стремлением подчиниться излишней опеке. Но все без исключения были согласны в том, чтобы воздать хвалу погибшему, его кулинарному мастерству, его заслуженному успеху и причастностью к защите межпрофессиональных интересов.

Ночь уже начала окутывать мглой охристые фасады домов, прильнувших к склону холма Фурвьер. Проходя перед опущенной металлической шторой опечатанного «Большого Пальчика», Лора и Пако отвели глаза. Никуда не сворачивая с улицы Сен-Жан, они добрели до паперти одноименного собора. Подсветка фронтона оживляла розу[53], делала более выпуклыми изогнутые линии над порталами и безголовых ангелов, нашедших приют в дугах архивольта. В лучах прожекторов его готика еще сильнее пламенела рядом с приземистым романским зданием школы церковного пения, которое прислонилось справа к собору своим массивным остовом XI века со слепыми аркатурами и двойными колонками.

Пако не удержался и сделал несколько снимков, увеличивая статуи Пресвятой Девы и архангела Гавриила, выделяя подробности каменной балюстрады, подходил к зданию как можно ближе, чтобы лучше рассмотреть медальоны.