Внутри замка Эдо, вдоль широкой дороги, по краям которой росли кедры, медленно продвигался строй самураев. Все они были одеты в красивые, церемониальные доспехи. Каждый из них на вытянутых руках нес по большой коробке, завернутой в белую бумагу. Сегун шел во главе процессии, правитель Мацудайра шел по его правую руку, Сано шел слева от него. За ними шли десять одетых в белые одежды и черные шляпы священников. Некоторые держали зажженные факела, другие били в барабаны и гонги. Процессия дошла до широкой площади в парке замка, покрытой белым гравием. Облака медленно плыли в пасмурном небе, было прохладное утро, тусклое, как сумерки. Процессия двинулась вниз по пути к новой святыни, которую сегун приказал заложить.
Поправляясь, Сано днем и ночью слышал грохот работы бесчисленных лесорубов, которые вырубали площадку. Теперь он увидел, что храм посвятили памяти людей, которые погибли сражаясь с Кобори. Это было деревянное здание, изогнутая крыша которого нависала над дорогой, что вела к этому храму. Решетка закрывала вход в помещение, чтобы никто не тревожил души умерших. Возле храма стояли каменные фонари, а перед ним — низкий столик, на котором установили поднос с конусами для очищающего дыма из металлического чана. Здание не было большим, но его оформление показывало, что ни средств, ни труда на его постройку не жалели. Многие мастеров работали без перерыва, чтобы закончить храм на сегодняшний день, который астрологи посчитали благоприятным временем для проведения этой мемориальной церемонии.
Священники зажгли каменные фонари, воскурили в чане благовония. Ароматный дым поднимался в воздух. Они читали молитвы, били в барабаны, отбивая медленный, звучный ритм, а когда сегун приблизился к святыне, зазвонили колокола. Он остановился у стола, где он положил коробку, в которой находилось сорок девять лепешек из пшеничной муки заполненных подслащенной красной пастой боба — подношение мертвым, символическое число костей в теле одного убитого солдата. Сегун склонил голову, а потом бросил благовония через конуса в чан. Правитель Мацудайра шагнул вперед и повторил ритуал. Затем была очередь Сано. Когда он отдавал дань памяти погибшим воинам, его охватили эмоции.
Это был позор с примесью благодарности, что сам он остался жить. Это казалось не справедливым, что один человек выжил в то время, как так многие другие погибли, командир был здесь во плоти, в то время как многие его солдаты умерли. Скорбь причиняла ему боль еще и потому, потому что их смерть предшествовала его победе. Он присоединился к сегуну и правителю Мацудайре, которые стояли рядом с храмом и наблюдал за другими самураями, которые воздавали почести погибшим. Всего их было семьдесят четыре, каждый из них чтил солдата, которого убил Призрак. Здесь были члены совета старейшин, другие важные чиновники и родные погибших. Но тридцать человек были тяжело ранены и стали калеками, в том числе капитан Накаи, по-прежнему, был парализован, несмотря на лечение у лучших врачей, которые были в Японии. Вина за них доставляла Сано больше беспокойства, чем травмы от побоев, которые ему нанес Кобори.
Церемония медленно подошла к концу. Музыка смолкла, священники ушли. Члены процессия задержалась вокруг святыни, собравшись небольшими группами, разговаривая вполголоса. Генерал Исогай подошел к Сано подошел и сказал:
— Поздравляю вас с победой.
— Большое спасибо, — сказал Сано.
— Я должен извиниться за недостойное поведение моих солдат. — горькое чувство разочарования генерала затмевал его веселый вид. — Как только я разыщу дезертиров, они будут вынуждены совершить сеппуку.
— Может быть, это слишком тяжелые наказания, особенно при таких необычных обстоятельствах, — сказал Сано. — Они были хорошими, храбрыми солдатами. Призрак изгнал ум из голов.
Он уже простил Марумэ и Фукиду, что они покинули его во время схватки. Он также запретил им совершить ритуальное самоубийство, хотя они умоляли, чтобы искупить свой позор.
— Я не хочу платить большим количеством человеческих жизней на счет Кобори. И нам нужны эти люди.
Генерал Исогай упрямо возразил:
— Я должен поддерживать дисциплину. Сеппуку является стандартным наказанием за дезертирство. Создание исключений ослабит моральный дух армии. Этого нельзя допустить. Но, если вы приказываете, чтобы я пощадил дезертиров…?
Сано крепко задумался, прежде чем неохотно сказал:
— Нет.
Хотя он имел право сделать так, как хотел, но он был так же связан кодекса чести самурая, как генерал Исогай. Изменив кодексу, он не только нарушит собственные принципы, но сделает себя открытым для атак недругов:
— Делай, как должен.
Тем не менее, предстоящую смерть дезертиров была для него такой же потерей, как гибель солдат от рук Кобори.
Когда генерал Исогай отошел, Еритомо спешно подошел к Сано.
— Позвольте мне выразить, как я рад, что вы победили Призрака. В
глазах Еритомо светилось восхищение. Сегун присоединился к ним.
— Ах, Сано-Сан. Вы спасли всех нас от Призрака. Я чувствую себя намного лучше.