Смертельное танго

На смену раздражению пришла жалость. Да, ему сейчас тяжело, он боится за Селену и за ребенка. Он боится неизвестности и тяжело переживает собственную несостоятельность. А что чувствует она? Каково ей?

— Расскажи мне. Я послушаю, а потом мы вместе решим, что делать.

— Это странно. Это так странно, что мне проще поверить в то, что я схожу с ума. Безопаснее. Понимаешь?

— Понимаю, — он кивнул, накрыл ладонями ее холодные ладошки. — Расскажи мне…

Селена говорила, быстро, сбивчиво, иногда надолго замолкая. Данила слушал и с каждой секундой убеждался, что нет никакой мистики. Есть чудовищная, очень жестокая мистификация, а мистики нет. Его Лунную девочку кто-то целенаправленно запугивает, медленно, но настойчиво подталкивает к самому краю.

Страшная рожа? Когтистые лапы? Ерунда! Маскарад! Может, есть какая-нибудь зацепка? Ну хоть что-нибудь…

— Он звал меня по имени. Получается, он знает, кто я такая. Получается, он следит за мной.

— Ты уверена? Селена, ты не ослышалась?

Она долго молчала, сосредоточенно всматривалась в лицо любимого. Глаза ее были неоново-яркими, ни следа не осталось от утренней грязно-серой мути. Это могло означать только одно — сброс энергии уже произошел.

— Я могла ошибиться, — сказала она наконец. — Сначала я услышала шаги, а потом музыку. Странную, необычную. Может, мне примерещилось…

— Что за музыка? — Он пытался сосредоточиться на ее словах, не отвлекаться на свечение разноцветных глаз.

— Такая… необычная, как григорианские хоралы, но другая. Еще мрачнее, если ты понимаешь, о чем я…

Он не понимал, но где-то на задворках подсознания зародилась еще не оформившаяся, но очень важная мысль.

— Шаги, музыка… — Селена зажмурилась. — А потом шепот. Он звал меня по имени, и у него было такое лицо… Данила, ты веришь в призраков?

— Нет. Я не верю в призраков, но я знаю, на что способен человек. Может, ты еще что-нибудь запомнила? Одежда, рост?..

Селена покачала головой.

— Ничего не помню, только рожу эту страшную и лапы. Лапы с когтями, как у вампира.

— Маска и перчатки, — сказал Данила мягко, но твердо. — Карнавальный костюм и туман — идеальное сочетание.

— А я подумала…

— Ты была напугана, ты подумала именно то, что он хотел тебе внушить. Ты подумала, что сходишь сума.

— Но зачем?! Для чего все это? И волосы… Данила, он срезал у меня прядь волос. Зачем? Я ничего не понимаю…

Он тоже пока мало что понимал, но появилась зацепка, пусть даже и призрачная.

Даниле хотелось действовать немедленно, однако он решил дождаться, когда Селена уснет. Ждать пришлось недолго: стресс сделал свое дело. Он оставил записку, на всякий случай, чтобы она не испугалась, если вдруг проснется до его возвращения, аккуратно укрыл Селену пледом. У него появились вопросы, и он знал, кому их следует задать.

Данила остановил машину у «Основного инстинкта», набрал знакомый номер.

— Соскучился, Оборотень? — послышалось в трубке.

— Поговорить нужно, — сказал он, не здороваясь.

— Давай поговорим. Что ж не поговорить-то с хорошим человеком?

— Не по телефону, с глазу на глаз.

— Прямо тайны мадридского двора! А ты где?

— На стоянке у клуба. Спускайся.

— А то давай поднимись к нам? С ребятами пообщаешься, с Ритулей поболтаешь.

— В другой раз. Спускайся, Эд!

Ждать пришлось недолго.

— Клевая тачка! — Эд, отдуваясь, плюхнулся на пассажирское сиденье. — И ты, Оборотень, тоже ничего. — На колено легла его наманикюренная, затянутая в кокетливую кожаную митенку лапа.

— Отвали! — Данила невесело усмехнулся. — Я все равно не чувствую, как ты меня лапаешь.

— А если бы чувствовал? — Эд многозначительно приподнял брови.

— А по роже?

— Каким ты был, таким ты и остался! — Эд вздохнул, скрестил руки на груди, спросил теперь уже абсолютно серьезно: — Что случилось, Оборотень? Ты ж не просто так приехал?

— Не просто так. — Данила рассеянно побарабанил пальцами по рулю.

Что он может спросить? «Скажи-ка, Эдичка, а это не ты, часом, изнасиловал мою женщину?» Что у него из доказательств? Только странные хоралы, похожие на григорианские? Да и какое это доказательство? Он может лишь предполагать, чьи они. «Черная готика» — английская группа, музыку которой, он точно это знает, Эд слушает последние несколько лет днями и ночами. Это и не музыка даже, а мировосприятие, вероисповедание. Сложная, неоднозначная, доступная очень узкому кругу. Шедевральное исполнение и специфические тексты. Настолько специфические, что «Готику» предал анафеме сам Папа Римский, а в терпимом британском обществе разразился настоящий скандал. Очевидно, что и скандал, и анафема послужили катализатором популярности группы, но «Готика» не пошла по проторенной дорожке. Закрытые и, по слухам, безумно дорогие концерты для избранных, полуконспиративные фан-клубы в Интернете, почти полное отсутствие в свободной продаже альбомов и целый сонм фанатично преданных поклонников по всему миру…

— Оборотень, не томи! — Эд никогда не отличался терпением. — Зачем приехал?

— Хочу тебя спросить кое о чем. — Данила оставил руль в покое, посмотрел в нетерпеливо-насмешливые глаза Эда.

— Ну, спрашивай!

— Ты до сих пор увлекаешься «Черной готикой»?