Изучив карту и приглядевшись к следам танковых траков на засыпанных обломками улицах, я сумел наконец определить, какой дорогой направилась дальше боевая группа. Мы выехали на шоссе, и упрямо молчавший Вернон дал полный газ.
Мы отъехали от города на четыре сотни метров, когда я случайно глянул в зеркальце заднего вида и заметил, как по дороге за нами следом скачет серый комочек. Я не мог не смягчиться и проорал: «Вернон, тормози свой гребаный джип!»
Изрядно разогнавшийся щенок преодолел последние несколько шагов до машины одним прыжком. Вернон подхватил его в полете, словно футбольный мяч в воротах.
— Ну, пожалуй, талисман нам пригодится, — согласился я, покуда Вернон тискал щенка. — Но на твою ответственность.
— Не волнуйтесь, лейтенант, я хорошо о нем позабочусь!
Оказалось, что «о ней», после чего Вернон окрестил щенка Сучкой. Он посадил терьера на заднее сиденье, рядом с моей коробкой карт, и мы вновь двинулись в путь.
По дороге на Майен мы не встретили ни единого американца. Я понял, что мы попали в так называемый провал между боевой группой и следующими за ней тыловыми частями. Я знал, что БгБ наступает быстро, а чем быстрее двигался фронт, тем шире становился «провал». Я не знал, взяли мы уже Майен или БгБ обошла город и двинулась дальше; и в любом случае мне не хотелось въезжать в Майен посреди ночи.
Начинало смеркаться, и я посчитал разумным поискать место для ночлега. По левую руку от дороги мы заметили небольшое поле, рассеченное пересохшим ручьем. Оба берега поросли тополями и обсажены были густым кустарником. Мы решили, что это место вполне подойдет для лагеря.
Вернон нашел в изгороди проход, где через ручей переправлялись фургоны, и выехал в сухое русло. Ровное песчаное дно шириной в пять шагов лежало на метр с небольшим ниже уровня земли. Маскировка была идеальная: берега скрывали целиком и машину, и все наши пожитки. Случайный прохожий не смог бы нас заметить.
Я раскатал спальные мешки и рядом с каждым положил карабин. Перекусить мы решили пайками типа К: час был поздний, и мы слишком устали, чтобы возиться с котелком. Такие пайки поставлялись в водоупорных коробочках трех видов: на завтрак, на обед и на ужин. Коробочка к завтраку содержала небольшую банку холодного омлета с кусочками бекона — довольно вкусно, если привыкнуть. На обед полагалась банка чеддера, а на ужин — банка тушенки. К консервам прилагалось сухое печенье с большим содержанием белка, кофе, сухое молоко, сахар, сигареты и туалетная бумага.
Вернон скормил Сучке банку тушенки. Изголодавшийся щенок проглотил ее мигом. Костер мы решили не разводить и запили ужин водой вместо кофе. Чего я делать точно не собирался, так это курить в спальном мешке: этот урок я усвоил в Буа-дю-Оме.
Подозреваю, что у каждого солдата на каком-то этапе развивается собственный бзик — у меня у самого их было изрядно. Вернона же преследовала навязчивая идея, что немцы подберутся к нам ночью и швырнут гранату в окоп. Пока мы находились в тылу, за линией постов, мне легко было убедить его, что это маловероятно, но теперь, когда мы оказались одни посреди поля, дело было иное.
Я внезапно оценил по достоинству присутствие собаки. Сучка оказалась необычайно понятливой, охотно выполняла команды, а положение дел воспринимала почти инстинктивно. В наш лагерь она вписалась идеально. Вернон положил ее между нашими спальными мешками; собачонка притиснулась к нему, и мы все задремали.
Растолкал меня Вернон.
— Лейтенант, там, в кустах на другом берегу, кто-то есть.
Похоже, что первой шум услышала Сучка и, вместо того чтобы залаять, растормошила водителя.
Я напряженно прислушивался. Вдруг раздался треск, словно бы кто-то шагнул по сухой траве. Я сунул руку под свернутую куртку, служившую мне подушкой, достал свой пистолет, осторожно передернул затвор и загнал патрон в патронник. Вернон снял с предохранителя карабин.
Треск послышался снова. Если бы нас застал немецкий патруль, несколько солдат в темноте шумели бы громче. А вот двое-трое отставших от части солдат могли бы, заметив нас с вечера, попытаться нас прикончить. С другой стороны, в темноте им было труднее разглядеть нас, чем нам — их.
Некоторое время мы прислушивались, затаив дыхание, но ничто не нарушало тишины. Я уже начал по думывать, что это просто упала подгнившая ветка. Пытаясь убедить не то Вернона, не то самого себя, я прошептал, что ничего особенного не заметил, и лег снова, не выпуская пистолета из рук, и уже начал задремывать снова, когда Вернон вновь толкнул меня. Пробудившись от полудремы, я вновь отчетливо услыхал треск. Но теперь он раздавался все реже, пока не затих совсем. В конце концов мы от усталости заснули оба.
Когда я проснулся, заря едва занялась. Сучка спала, забравшись Вернону под локоть и пристроив морду у него на лопатке, а он обнимал ее правой рукой. В лучах утреннего солнца мой водитель был похож на мальчика с плюшевым мишкой. Я порадовался про себя, что мы взяли собаку с собой…