Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне

Вскоре наша жизнь стала сплошным праздником. На питание нам выдали талоны; по особой просьбе можно было получить дополнительные, чтобы пригласить кого-нибудь на ужин. Талоны принимали во всех гостиницах, кроме «Брейкерс», куда допускали только высшие чины: армия никогда не забывает принцип «чин имеет свои привилегии». Режим дня для офицерских чинов полевого (полковники, подполковники и майоры) и ротного (капитаны и лейтенанты) уровней был куда менее строг, чем на гарнизонной службе в оккупированной Германии. Форма одежды включала рубашку и брюки защитного цвета и парадные туфли, но галстуков не предусматривала; кроме того, разрешалось ходить с расстегнутыми воротниками. Позволялось обходиться также без пилотки. Мы сняли с воротников петлицы со знаками различия, но оставили знаки родов войск — для меня это была пламенеющая бомба службы артиллерийско-технического снабжения. Оставил я и дивизионные нашивки на рукавах.

С постели мы поднимались часам к десяти утра, после чего неторопливо завтракали. Кормили нас, в сущности, продуктами из тех же солдатских пайков «десять в одном», но французские повара творили из них нечто совсем непохожее на продукцию полевых кухонь. Омлет из порошкового молока и порошковых яиц был достоин гурмана (сколько я понимаю, секрет был в том, чтобы на литр молока добавить чайную ложку топленого сала). После завтрака мы выходили на прогулку по главной улице и разглядывали французских прелестниц. В Канны направлялась всякая мадемуазель во Франции, которая могла вымолить, одолжить или украсть денег на билет, и измученным войной молодым американским солдатам не требовалось много времени, чтобы свести с ними знакомство.

Как-то утром мы с «доком»[92] Мартином проходили мимо «Карлтон-отеля», когда меня окликнул знакомый голос:

— Эй, Купер! А ты тут какого черта делаешь?

Я сразу признал голос Маршалла Стрингера, одного из моих старых приятелей по студенческому братству[93] Мичиганского университета. На службу его призвали одним из первых в нашем братстве, и к моменту нашей встречи он дослужился до подполковника ВВС. Его эскадрилья, теперь урезанная до единственного бомбардировщика B‑25, командирского джипа и одинокого мастер-сержанта, квартировалась в Неаполе.

Стрингер объяснил, что утром по понедельникам они с сержантом подписывают отчет, запихивают джип со снятыми колесами в бомбовый отсек B‑25 и летят в Ниццу. Сержант остается там при самолете, а Маршалл на джипе едет в Канны. Всю неделю оба развлекаются, как могут, а в воскресенье вечером возвращаются в Неаполь, чтобы утром в понедельник расписаться на следующем еженедельном отчете. Так продолжалось уже шестую неделю.

Маршалл поинтересовался, нашли ли мы уже себе девушек. Когда я признался, что еще нет, он пригласил нас в дом познакомиться «с баронессой». Мы заглянули в уютный бар при отеле, и он познакомил нас с «баронессой Ольгой Волжской» — рослой красавицей с аристократическими манерами. Эта дама, родом из Белоруссии, была замужем за французским адвокатом и жила на прелестной вилле в Каннах, куда ее супруг наведывался только по выходным. На вид ей было немногим больше сорока, и она владела несколькими языками, включая превосходный английский.

Тот курортный сезон был первым со дня начала немецкой оккупации, когда французам позволено было вернуться на Ривьеру. Баронесса прибыла одной из первых, чтобы вернуть себе довоенный титул гранд-дамы каннского света. Слетавшиеся на курорт мадемуазельки естественным образом тянулись к ней, поскольку светские связи Ольги повышали вес девиц в каннском обществе.

Ольга сделала несколько звонков, и несколько минут спустя к гостинице подкатила на велосипеде стройная рыжеволосая красавица в красно-белых шортах в горошек и лифе от купальника. Баронесса представила ее под именем Жиннере. Девушка работала врачом и во время войны помогала французскому Сопротивлению. Баронесса решила, что для «дока» Мартина она будет подходящей спутницей. Пару минут спустя к нам присоединилась еще одна велосипедистка — прелестная высокая блондинка. Золотая от загара, в белых шортах и бюстгальтере, она словно бы сошла с обложки журнала «Вог». Мишлен предназначалась в спутницы мне, и я решил, что мне выпал счастливый билет. Мы посидели немного за столиком в баре и пропустили вместе пару рюмочек под завистливыми взглядами всех прочих лейтенантов.