СМЕРТЕЛЬНЫЕ СВЯЗИ: ВОЗВЫШЕНИЕ БЕСТЕРА

Затем некоторые потянулись, убеждаясь, что это правда, что барьеры действительно сняты. Сначала один, потом другой из детей сунулись в незащищенные сознания, ткнулись в поисках какого-нибудь секрета, а затем сразу обратно, как будто боялись, что выскочит какой-нибудь капкан.

Затем, как бы внезапно достигнув критической массы, комната снова взорвалась болью и стыдом. Но на сей раз это исходило от взрослых.

Эл обнаружил, что не может участвовать. Он стоял там, моргая на перевернувшийся мир, сердце дико стучало в груди. Зачем взрослые позволяют это? Они были под контролем – кто бы удержался?

Но тут он уловил что-то, присутствие… наблюдение. Одобрение. Директор? Это неважно, потому что он внезапно понял. Учителя не были старшими, не

более чем он сам. Корпус был матерью и отцом, но не индивидуальности в нем. Слова учителя Хьюа начали обретать больший смысл.

Когда это закончилось, они получили черные одежды, и, что более важно – перчатки. Эл натянул их, почувствовал, как тесно облегают они его пальцы. Перчатки, наконец-то.

Он больше не ребенок.

Учитель Хьюа говорил что-то, кое-что из этого Эл понял, кое-что нет. Но он понял яснее всего то, чего учитель Хьюа не сказал. Это была, на самом деле, очень простая вещь, что-то, что ему давно следовало бы знать.

Взрослые не отличались от детей. Им не следовало доверять, не как индивидуальностям. Учителю Хьюа нельзя доверять. Мисс Честейн, несмотря на всю ее доброту, нельзя доверять.

Только самому Корпусу можно доверять, и только сам Корпус – его законы, его институты в целом – заслуживали его верности.

Он доверял Корпусу. Он больше не доверится ни единому человеческому существу.

Этой ночью, глядя на звезды – когда он спал – он искал лицо своей матери, с ее темнорыжими волосами; он искал темноволосого отца. Они всегда появлялись, когда он произносил "Корпус – мать, Корпус – отец". Может, они были его родителями, биологическими – он знал, у других детей такие есть. Родители Миллы даже приезжали к ней, хотя уже не очень часто.

Он однажды спросил о своих собственных, и ему рассказали, что они погибли, когда мятежники взорвали бомбу в Тэптауне. Может, его детское сознание помнило их, или, может, он их выдумал, а то и перенял у другого ребенка.

Кто бы они ни были, существовали, или их не было, теперь они ушли. Теперь в ночном небе не было ничего, кроме звезд, ничего в его снах, кроме молчания.

ЧАСТЬ 2. АНТИТЕЗИС

Глава 1

Взмах кулака пришелся в дюйме от его лица, но Эл и глазом не моргнул. Еще до выпада Джексона он знал, что тот не попадет.

Оборотный удар – другое дело; это была реальная атака, и Джексон метил Элу в солнечное сплетение каждой унцией своей значительной силы и веса. Однако Эла там не было. Он отступил и "передал" свое следующее движение: ребром ладони по затылку противника. Джексон уловил мысль – как понял Эл – и крутанулся, чтобы уклониться от удара, которого он ожидал.

Эл упал наземь, припечатав обе кисти к полу, вытянув плашмя ногу назад, и развернулся. Повернувшийся, чтобы уклониться от удара в голову, Джексон получил первый знак, когда нога ловко врезала ему снизу. На голову выше и двадцатью фунтами тяжелее Эла, он произвел порядочный шум, приземлившись на мат.

– Стоп! – выкрикнул сенсей Каплан, ступая на ковер. Джексон с трудом встал на ноги. Эл чувствовал его расстройство и враждебность и надеялся, что поединок продолжится; Джексон в таком состоянии терял всякий контроль над стратегией.

Но Каплан закончил поединок.

– Заметьте, – сказал он, – м-р Бестер использовал минимум необходимых движений. Он вел сражение там, где ему действительно место – в уме. Он победил прежде, чем начал атаку. М-р Джексон крупнее, но его разум слабее, – он оглядел группу – все студенты-второкурсники Начальной Академии. – Внимание. Занятие окончено.

Они все дружно поклонились.

Джексон зыркнул на Эла, прежде чем уйти, и Эл ответил ему слабой улыбкой. Он мог позволить себе быть великодушным.

– Отличный поединок, Эл, – сказал Рафаэль, жилистый юноша с ясными черными глазами.

– Спасибо, – он помедлил, пытаясь придумать, как он может ответить на это обращение. Раздумье затянулось.

– Рафаэль, – позвала Сьюзан с другого края комнаты, – как насчет ланча?

– Конечно. Увидимся завтра, Эл.

– Увидимся, – он мысленно пожал плечами. В любом случае, через час у него урок, и Рафаэль, вероятно, знал об этом. Вероятно, поэтому он не позвал Эла на ланч.

Вероятно. Эл направился в душ. Все равно у него не было времени на общение. Держать марку в Начальной Академии было абсолютно необходимо, если хочешь прейти в подготовительные классы Метапола в Высшей. Осталось каких-то три года.

Эл настолько углубился в свои мысли, что почти налетел на Джулию в холле. Он уловил ее ментальный росчерк уже после того, как обнаружил себя лицом к лицу с удивленной кареглазкой.

– Ой, привет, Эл, – сказала она.

– Привет, Джулия, – ее лицо стало уже, черты отчетливее, хотя в пятнадцать лет изгибы, просматривающиеся под ее униформой цвета золота и умбры, еще задержались между девичьими и женскими. – Как… как дела?