Смертельные связи: возвышение Бестера (ЛП)

Тут пронзительный, ужасный нечеловеческий звук, что ворвался в него, что заставил его скрипнуть зубами, что угрожал вспороть его разум. На мгновение он понял ужасающую привлекательность безысходности, разрушения и возжаждал забвения так, что, будь у него в руке PPG, он мог бы обратить его на себя.

Свечение вспыхнуло, и он очутился на Марсе. Небо по-прежнему было ураганом, глаз стал еще больше.

Вспыхнуло снова, и они держались за маленький предмет, черный фрагмент чего-то…

…что было теперь чем-то гигантским, паукообразным, кошмарным, нависающим над ним…

Он и Хол закричали вместе, и она вопила в сторону от него, в вечность, а он следовал за ней, цепляясь за след ее умирающего сознания, мчась по течению ее убывающей жизни к… к…

Чему-то, что звало его. Лицо женщины. Голос мужчины. Ответы…

Ответы, которых он более не хотел. Он ощутил спазм в своей увечной руке от усилия разжаться, оторваться от безнадежного полета Хол в ничто. Она хотела умереть, и он тоже, узнать, что по ту сторону, забвение или утешение. Шторм захватил его, он зашел слишком далеко, и он был рад…

Тут глаз расширился, отхлынул, и ее не стало. С опозданием он удвоил усилия поймать его, но это было как в старинной задаче – делать шаг к двери, затем полшага, затем половину этого шага. Он мог приблизиться, но никогда бы не достиг ее.

И он убрал свои голые, дрожащие пальцы с ее мертвого лица. Он плакал.

– Я сожалею, м-р Бестер, – сказал д-р Коабава, – я не должен был просить вас об этом.

– Нет, – выговорил он, – я через минуту буду в порядке. Просто… дайте мне минуту.

Из него будто вырезали что-то, нечто, о чем он даже больше не помнил. Правда ли то, что говорили? Что часть твоей души уходит с тем, кто умирает? Многого ли он лишился?

Позднее, на подлете к Женеве, ему стало лучше. Это утрату Хол он ощутил, ее травму. Иллюзия потери была только иллюзией.

Все же, он не думал, что пойдет еще на одно сканирование умирающего. Его не попросят об этом снова, после седьмого. Ему, верно, и не позволят, захоти он сам, после сегодняшнего.

Он глубоко, спокойно дышал, как его учил Бей. Ему скоро станет лучше.

Он отвлекся мыслями об Алише, как хорошо будет увидеть ее, не быть в одиночестве.

Может быть, на этот раз она забеременеет. Это всем доставит удовольствие. Он знал, что она хочет ребенка, и сам стал думать об этом как о чем-то большем, чем долг. Он навидался смертей – немного жизни не помешало бы. Новой жизни, что была бы частью его, его продолжением.

Преддверие представляло собой прошлое, угрожающее утянуть его в гибель. Алиша, дети – жизнь – они были будущим, и впервые за многие годы это было желанное будущее. Его будущее, будущее Альфреда Бестера, не какое-то неопределенное и безымянное наследие родителей, которых он никогда не знал.

Он вытеснил эту мысль, едва она образовалась. У него нет родителей. Корпус – его родители, и это было все, что ему нужно, все, что его заботило.

Он уснул. Конечно, кошмары были, но когда он проснулся, то проснулся с надеждой.

Вернувшись в Тэптаун, он купил цветов и направился прямо к себе на квартиру. Алиши, наверное, нет – он рано, она еще не ждет, и он не помнил график ее работы – но она может быть и дома. Если ее нет, он поставит их в вазу и поглядит, что можно сделать к обеду, что-нибудь на алишин вкус. Курица в вине, может быть, или утка с оливками.

Улыбаясь в предвкушении ее реакции, он отпер дверь. Он так увлекся своими планами, что не уловил то, что было в воздухе, пока не стало уже поздно. Тогда он увидал накрытый стол, вино, и улыбнулся. Улыбка угасла, когда он понял, что бутылка пуста, еда съедена, и тут только он почувствовал тонкую пульсацию, исходящую из соседней комнаты.

Одно оборванное мгновение он снова был ребенком, на той горе, подслушивающим Джулию и Бретта, ощущая соприкосновение их губ будто со своими собственными. Но в этот раз он уже знал, что чувствует одна из пары, ее особенный жест, когда она сплетает руки на спине. У него – как у него…

Цветы выскользнули на пол. Он тупо смотрел на них некоторое время, затем присел собрать. Поместил их в вазу и ушел, тихо притворив за собой дверь.

Он не отвел глаз, когда услышал приближающиеся шаги. Он продолжал смотреть на звезды, на полосы облаков, на смутные секреты, обозначенные узорами света и темноты. Тайны, криптограммы. Секреты.

– Я… прости, Эл.

Он пожал плечами.

– Полагаю, мне следовало этого ожидать. На иное у меня не было права.

– Ты в это не веришь.

– Нет, – согласился он. Затем спросил: – Почему ты вышла за меня замуж?

– Ты знаешь почему.

– Нет. В браке не было необходимости. Мы могли зачать ребенка для Корпуса – даже путем искусственного оплодотворения. Это делается каждый день. Но ты хотела замуж. Почему?

– Потому что меня просили об этом.

Он присел на пьедестал статуи Уильяма Каргса.

– Понятно. Еще одна попытка спасти бедного Альфи Бестера. Наставить его на путь истинный.

– Они говорили, ты становился… нестабильным. И я… я восхищаюсь тобой, Эл. Ты мне нравишься. Я хотела помочь.

– Как его имя?

– Тебе действительно нужно…