Смертельные тайны

– Отстойники следует очищать каждые два-три года, но если его владельцы настолько ленивы, как вы говорите, они вряд ли это делали, и, скорее всего, нам встретится именно такой слой грязи.

– Ладно, допустим, получился суп для микробов. Куда все это потом девается? – спросил Галиано.

– Как только отстойник наполняется до определенного уровня, продукты распада вытекают из него через трубы, обычно расположенные параллельными рядами, – дренажное поле.

– Какого рода трубы?

– Глиняные или из перфорированного пластика.

– Система доисторическая, так что речь явно о глине. Что там происходит?

– Дренажное поле покоится на гравийной подложке, обычно покрытой почвой и растительностью. Когда происходит аэробный распад, оно в основном играет роль биологического фильтра.

– Грубая или тонкая очистка. Прямо как кофе.

Эрнандес начинал действовать мне на нервы.

– На последнем этапе жидкие отходы стекают из труб и впитываются в гравийную подложку. Бактерии, вирусы и другие загрязняющие агенты поглощаются почвой или усваиваются корневой системой растений.

– Значит, и впрямь над отстойником трава зеленее[17], – сказал Галиано.

– И куда счастливее. Что еще известно?

Галиано достал маленький блокнот и перелистал страницы.

– Резервуар расположен примерно в семи футах к югу от отеля, он около десяти футов в длину, пяти в ширину и шести в глубину, сделан из бетона и закрыт восемью прямоугольными бетонными крышками.

– Сколько там камер?

– Владелец, сеньор Серано, понятия не имеет, что внутри. И он не из тех, кто затаив дыхание следит за вручением Нобелевских премий.

– Понятно.

– Серано и его сын Хорхе вспомнили, как рабочие прошлым летом открывали крышку в восточном конце отстойника, и открыли ее сами. Резервуар был почти полон, а сточное отверстие забито джинсами.

– Значит, вход – на западе.

– Надо полагать, да.

– Что ж, джентльмены. Чтобы поднять бетонные крышки, понадобится экскаватор.

– Все восемь? – впервые подал голос Хикай.

– Да. Поскольку мы не знаем, с чем придется иметь дело, откроем отстойник целиком. Если камер несколько, части скелета могут оказаться где угодно.

Хикай тоже достал блокнот и начал составлять список.

– Еще – ассенизационная машина, чтобы откачать пену и жидкость, и пожарная, чтобы растворить осадок на дне, – продолжала я. Глава команды экспертов добавил их в список. – Там полно аммиака и метана, поэтому мне нужен кислородный аппарат.

Хикай вопросительно посмотрел на меня.

– Стандартная маска с кислородным баллоном, который вешается на спину, вроде тех, что используют пожарные. Также понадобится парочка опрыскивателей.

– Вроде тех, из которых распыляют гербициды?

– Именно. Один с водой, другой с десятипроцентным раствором дезинфицирующего средства.

– Можно поинтересоваться зачем? – спросил Эрнандес.

– Чтобы обрызгать меня, когда вылезу из отстойника.

Хикай записал.

– И четырехдюймовая сетка. Остальное – стандартное оборудование.

Я встала.

– В семь утра?

– В семь утра.

Мне предстоял худший день в жизни.

4

Галиано приехал ко мне в отель с первыми лучами солнца.

– Buenos d'ias[18].

– Buenos d'ias, – пробормотала я, усаживаясь на пассажирское сиденье. – Неплохие у вас очки.

Глаза его закрывали летные очки темнее любой черной дыры.

– Gracias.

Показав на бумажный стаканчик в держателе, Галиано выехал в поток машин. Я благодарно потянулась к кофе.

Мы почти не разговаривали, проезжая по центру города, а затем медленно двигаясь через Первую зону. По пути я совершенствовала свой испанский, читая рекламные щиты, плакаты и даже граффити на стенах станций техобслуживания, пусть они и не были лучшим образцом гватемальского наречия.

И заодно старалась не думать о том, что ждет впереди.

Через двадцать минут коп затормозил возле двух полицейских машин, что перекрывали въезд в переулок. За контрольным постом стояли «скорая», пожарная машина, ассенизаторская цистерна и другие официального вида автомобили. Зеваки уже собирались.

Галиано показал свое удостоверение, и полицейский в форме пропустил нас. Поставив машину рядом с остальными, мы вышли и дальше двинулись пешком.

Отель «Параисо» расположился посреди квартала, напротив заброшенного склада. Перейдя на ту сторону, мы прошли мимо лавок со спиртным и нижним бельем, парикмахерской и китайской забегаловки. Окна всех заведений были зарешечены и заперты на висячие замки. Я бросила взгляд на выцветший от солнца товар на витринах. В окне парикмахерской виднелись фотографии моделей, прически которых вышли из моды еще во времена Эйзенхауэра. Окно закусочной «Лун Фу» украшали меню, реклама пепси и вышитый на блестящей ткани фазан.

Отель «Параисо» представлял собой обветшалое двухэтажное здание из оштукатуренного кирпича, когда-то белое, но со временем приобретшее цвет сигарного дыма. Разбитая черепица на крыше, грязные окна, покосившиеся ставни, раздвижная металлическая решетка на входной двери. Вот уж действительно «рай».

Еще один пост. Снова пришлось показать удостоверение.