Смертельные тайны

– Как-то не совсем по теме вашей статьи о правах человека, – сказала я Олли.

Писака оторвал взгляд от салфетки и посмотрел на меня:

– Возможно.

– Где вы остановились, сэр? – спросил Райан.

– Пожалуйста… – Нордстерн скомкал салфетку. – Не тратьте впустую ни свое, ни мое время. Мои сведения и источники строго конфиденциальны.

Репортер бросил салфетку на стойку.

– Если только мы не придем к взаимовыгодному соглашению, – проговорил он елейным голосом.

– Не понимаю, о чем вы.

Он долго разглядывал меня, прежде чем ответить:

– Вы даже понятия не имеете, что происходит на самом деле.

– Да ну?

– Вы настолько сбились со следа, что могли бы оказаться на Ганимеде. – Нордстерн встал. – Вы даже не в той галактике.

– В последний раз, когда я проверяла, Ганимед все еще был в Млечном Пути.

– Прекрасно, доктор Бреннан. – Репортер осушил стакан и поставил его на стойку. – Но речь идет не об астрономии.

– А о чем?

– Об убийстве.

– Кого?

Он поднял брови и покачал указательным пальцем, словно метрономом:

– Это секрет.

– Почему? – спросила я.

Он снова покачал пальцем:

– Очень серьезный секрет.

Я поняла, что Нордстерн слегка пьян.

– Тайны могил.

Он попытался улыбнуться, но не сумел.

– Я в «Сен-Мало», – сказал Нордстерн Райану и повернулся ко мне. – Звоните, если хотите узнать кое-какие важные секреты.

Я смотрела вслед идущему к двери Олли. На полпути он остановился и одними губами произнес: «Ганимед», затем приложил два пальца ко лбу и исчез за дверью.

– Гребаный придурок, – сказал Хохмейстер. – Если еще хоть раз мне попадется, так задницу надеру – век не забудет!

– Леон, второй раз повторять не стану. Иди домой.

Райан поднял руку:

– Нет, так конкретно не стоит. – Он нацелил палец в нос Хохмейстеру. – Просто уходи. Уйдешь – сможешь вместе с дружками всю ночь смотреть «Возвращение Арчи Банкера». Останетесь – проведете ночь без шнурков и ремней.

Айверсон и Годро вскочили с табуретов, словно их подбросило пружиной. Хохмейстер мгновение поколебался, затем медленно поднялся, словно альфа-самец отступающего стада бабуинов. Когда они ушли, Райан повернулся к Шанталь:

– Чего хотел Нордстерн?

– Так, что ли, зовут этого болвана?

Девушка взяла кружку с пивом, но Райан забрал ее и снова поставил на стойку.

– Олли Нордстерн, – сказала я. – Он репортер из «Чикаго трибюн».

– В самом деле?

«Хороший вопрос», – подумала я. Удовлетворившись объяснением Матео, я никогда не интересовалась, кто же Нордстерн на самом деле.

– О чем он спрашивал?

– О моих планах на Праздник солнца.

– Шанталь, ты вряд ли понимаешь, в какой серьезной ситуации оказалась. Ты нарушила закон, и судья может запросто снова отправить тебя за решетку.

Дочь посла уставилась на свои колени. Черные пряди волос закрывали ее мертвенно-бледное лицо почти полностью, торчал только кончик носа.

– Не слышу, Шанталь.

– Он спрашивал про тех мертвых девушек.

– Про которых я упоминала в тюрьме?

Бунтарка кивнула, бабочка в ее волосах качнулась.

Я вспомнила странный вопрос Нордстерна в штаб-квартире ФСАГ.

– Во время нашей беседы Олли спрашивал о деле с отстойником, – сказала я Райану.

– Откуда он мог знать?

– Понятия не имею.

И опять нам обоим пришла в голову одна и та же мысль: подозревал ли Нордстерн, что между Спектерами и «Параисо» есть связь?

Я снова повернулась к Шанталь:

– Как репортер тебя нашел?

– Откуда мне знать, черт возьми? Видать, болтался у моего дома.

– И следовал за тобой до «Тима Хортонса».

– Разве вы нашли меня не так же?

– Ты видела его до сегодняшнего вечера?

– Мы тайно встречались под трибунами.

– Шанталь?

– Нет.

– О чем еще он спрашивал?

Она не ответила.

– Шанталь?

Дочь посла подняла взгляд. Лицо ее исказилось от злости, превратившись в холодную, жесткую версию девичьего личика на посольской фотографии.

– О моем отце, – дрожащим голосом проговорила она. – О моем знаменитом долбаном папаше. Я тут ни при чем. Вообще.

Шанталь полезла в висевшую на ее груди вышитую сумочку, достала темные очки и надела их. В каждом из стекол отразилось мое искаженное лицо: две Темпе из комнаты кривых зеркал, с одним и тем же ошеломленным взглядом.

Райан бросил на стойку две монеты по доллару.

– Твоя мать волнуется. Поговорим завтра.

Шанталь позволила вывести себя из ресторана, вниз по эскалатору и через вестибюль. Когда мы подходили к стеклянным дверям, выходу на Сент-Катрин, Райан показал в сторону винного магазина. У входа стоял Олли Нордстерн, делая вид, будто изучает коллекцию французских шардоне.

– Что скажешь? – спросила я.

– На работу в ЦРУ парня точно не возьмут. Посмотрим, пойдет ли он следом.

Мы с Райаном поспешно вывели Шанталь за дверь и свернули за угол. Она закатила глаза, но промолчала.

Нордстерн шагнул на тротуар через двадцать секунд после нас, огляделся и быстро зашагал на запад. У Этуотера развернулся и пошел обратно.

Остановившись у Ламбер-Клосс, он посмотрел влево, на гору, потом направо, в сторону Кэбот-сквер. Проследив за его взглядом, я на той стороне перекрестка увидела мужчину в бейсболке, который шел прямо к Нордстерну. На ремне у идущего болтался девятимиллиметровый «люгер».