Смертельные враги

Тот вздрогнул, явно удивленный этими словами. Безусловно, помогая убить Пардальяна, он вовсе не думал о том, что тем самым он причиняет большое горе людям, которые любят шевалье. Но вникать в подобные тонкости было Эль Чико не по силам. Поэтому он пожал плечами и пробурчал что-то неясное – Фаусте не удалось разобрать, что именно.

Видя, что ничего от него не добьется, она повела рукой, словно призывая его потерпеть минутку, и чуть слышным голосом отдала Центуриону приказ; тот немедленно исчез.

– Сейчас принесут обещанные деньги, – сказала она, подходя к маленькому человечку. – Для вас это значительная сумма.

Глаза карлика загорелись, лицо его просияло, но он ничего не ответил.

В этот момент Центурион вернулся и положил перед Фаустой мешочек; Чико увидел этот мешочек и больше уже не спускал с него глаз.

– Здесь, – тихо продолжала Фауста, – не две тысячи ливров, а пять... Берите, они ваши.

Слова принцессы совершенно ошеломили карлика. Сумма была такая огромная, такая неслыханная, что Эль Чико широко раскрыл глаза и застыл на месте, лепеча прерывающимся от волнения и радости голосом:

– Пять тысяч ливров!..

– Да! – кивнула Фауста, улыбаясь.

– Для меня?

– Для вас. Берите же!

Сказав это, она подтолкнула мешочек поближе к маленькому человечку, и тот, внезапно обрети подвижность, стремительно схватил его и прижал обеими руками к груди. Он словно боялся, что кто-нибудь отберет у него деньги, и машинально повторял, не в силах поверить своему счастью:

– Пять тысяч ливров!

– Да, ровно столько, – подтвердила Фауста; она, казалось, забавлялась первобытной радостью карлика. – Можете проверить.

Эль Чико живо поднес руку к шнурку, которым был завязан мешочек; карлику явно не терпелось немедленно убедиться, что над ним не насмехаются. Однако шнурок так и остался неразвязанным. Восторженные глаза Эль Чико остановились на Фаусте. Она показалась ему такой ласковой, такой доброй и милой, что он успокоился. Он решительно покачал головой в знак того, что всецело доверяет такой красивой и щедрой даме, и внезапно громко рассмеялся. Однако в его смехе было что-то пугающее. Смех этот очень походил на судорожные рыдания; по загорелым щекам Чико медленно текли слезы, а его взор был устремлен куда-то вдаль, словно человечек наблюдал за каким-то чудным видением; он тихонько повторял, заикаясь, жалобным голосом:

– Богатый! Я богатый!.. Не хуже короля!..

Если Фауста и была поражена таким странным проявлением радости, то она никак этого не показала. Она оставалась по-прежнему серьезной, чуточку растроганной – растроганность была, возможно, напускной, но казалось такой естественной, была так замечательно разыграна, что даже люди куда менее простодушные, чем карлик, ничего бы не заподозрили. С самым доброжелательным видом чарующим голосом она произнесла:

– Вот вы и впрямь богаты. Теперь вы сможете... жениться на той, кого любите.

При этих словах Эль Чико сильно вздрогнул. Он покраснел, затем побледнел и устремил на Фаусту растерянный взгляд, в котором читался смутный ужас. А Фауста, которая сказала это, как говорится, ради красного словца, наобум, не имея в виду ничего определенного, не позаботившись заранее, как она имела обыкновение делать, раздобыть точные сведения об этом человеке, которого она посчитала слишком незначительным, – так вот, Фауста на всякий случай отметила для себя странную взволнованность юноши.

Однако Эль Чико принялся энергично мотать головой, отрицая подобную вероятность, и тогда принцесса серьезно сказала:

– Почему же нет? Сердцем и годами вы мужчина. Отныне вы богаты. Почему бы вам теперь не подумать о том, чтобы вступить в брак, обзавестись своим домом? Вы маленького роста, это верно, но вы не безобразны. При вашем маленьком росте вы замечательно сложены, можно даже сказать, что вы красивы. Не отрицайте. Я вижу – вы любите, так почему же вы не будете любимы?.. Поверьте мне, вы можете быть счастливы, как и все.

Слушая эту красивую даму, говорившую с ним так ласково, убежденно, без всякой насмешки, Эль Чико широко открыл восхищенные глаза. Он «пил мед», пользуясь образным народным выражением, он верил всему, он уже почти не сомневался в себе.

И все-таки счастье, которое ему показали сквозь щелочку, представлялось ему недостижимым – он горько усмехнулся, и Фауста поняла, что настаивать не стоит.

– Ступайте, – сказала она ласково, – и помните: если вам понадобится помощь – то ли в ваших отношениях с той, кого вы любите, то ли в ваших отношениях с ее семьей, – я всегда буду готова выступить в вашу защиту. Я могущественна, очень могущественна, мне вполне по силам уладить ваши дела, и хорошо бы вам помнить об этом. А теперь идите.

Эль Чико, донельзя взволнованный, не нашел даже слов для выражения благодарности. Качаясь, словно пьяный, он направился к двери, позабыв поклониться знатной красавице; он уже собирался переступить порог, когда вдруг обернулся, бросился обратно к Фаvere, схватил ее руку, томно свисавшую с подлокотника кресла, и запечатлел на ней горячий поцелуй. Затем он стремительно выскочил из комнаты – богатый и счастливый.