Смертельные враги

Он потихоньку высвободился и посмотрел на Пардальяна так, словно никогда его не видел. В глазах маленького человечка не было больше ни гнева, ни возмущения. В них не было и того выражения тоскливой безнадежности, что так взволновало Пардальяна. В этих глазах застыло сейчас лишь выражение безмерного удивления — Чико был ошеломлен и тем, что, как он сам ощущал, он стал совсем другим, и тем, что он совершенно не узнает человека, одной встречи с которым оказалось достаточно, чтобы в нем произошла эта так поразившая его самого перемена.

Теперь, когда он уже мог смотреть на француза без прежней ненависти, Эль Чико, рассматривая его, с простодушным восхищением говорил себе:

— Он красивый, он сильный, он храбрый. В его лице есть что-то величавое, чего я никогда ни у кого не видел. Он кажется мне более возвышенным и более благородным, чем сам король… И он добрый… добрый, как святые, чьи изображения я видел в соборе. Как же можно не любить его?

Шевалье глядел на него с доброй улыбкой, и Эль Чико, сам того не замечая, тоже улыбнулся — так улыбаются другу.

— Ну вот! — радостно воскликнул Пардальян. — Теперь все позади, не так ли? Ты видишь, я не такой уж отвратительный малый, каким я тебе казался. Давай твою руку, и будем добрыми друзьями.

Он снова протянул руку карлику, но тот, устыдившись, опустил голову и прошептал:

— Несмотря на все, что я сказал и сделал, вы хотите…

— Говорю тебе, давай мне руку, — продолжал настаивать Пардальян с серьезным видом. — Ты славный парень, Эль Чико, и когда ты познакомишься со мной поближе, то узнаешь — я не часто произношу те слова, которые я только что сказал тебе.

Побежденный, карлик вложил свою руку в ладонь шевалье, где она полностью утонула, и пробормотал:

— Вы добрый!

— Чепуха! — пробурчал Пардальян. — Просто я сужу о вещах здраво. И если ты не знаешь сам себя, то из этого вовсе не следует, будто тебя не знаю я.

Самые длинные свои беседы одинокий карлик вел с самим собой. Поэтому легко понять, что хотя он и был весьма смышленым, некоторые обороты речи Пардальяна повергали его в недоумение, и он не очень-то хорошо улавливал их смысл. Он не вполне понял последние слова шевалье, восприняв их буквально.

— Вы меня знаете? — воскликнул он удивленно. — Кто же вам рассказал обо мне?

Пардальян с самым серьезным видом поднял палец и пояснил, улыбаясь, как улыбаются ребенку:

— Мой мизинец!

Потрясенный Эль Чико с суеверным страхом вытаращился на своего собеседника. Сила, толкавшая его к шевалье, казалась ему столь сверхъестественной, что он был уже почти готов принять его за колдуна.

— И вот что, — продолжал Пардальян, — давай немного побеседуем. Только не забывай, что я все знаю. Начнем, пожалуй, вот с чего: почему ты хотел, чтобы меня убили? Ты ревновал меня, не так ли?

Карлик утвердительно кивнул.

— Хорошо. И как ее зовут? Не прикидывайся глупцом, ты прекрасно меня понимаешь. Если ее не назовешь ты, то я сделаю это сам… Мой мизинец при мне, и он все мне расскажет.

Карлик, который не решался отвечать, увидел, что ему не удастся уклониться от ответа. Он смирился и обронил:

— Хуана.

— Дочь трактирщика Мануэля?

— Да.

— И давно ты ее любишь?

— Всю свою жизнь, вот оно как!

Не могло быть ни малейших сомнений в искренности этого ответа. Пардальян улыбнулся и продолжал:

— А ты говорил ей, что любишь ее?

— Никогда! — негодующе воскликнул Эль Чико.

— Да если ты ей об этом не говоришь, то как же, по-твоему, она это узнает, дуралей? — рассмеялся Пардальян.

— Я никогда не посмею.

— Понятно. Но в один прекрасный день храбрость у тебя появится. Продолжим. И ты решил, что я ее люблю, и возненавидел меня, так ведь?

— Не совсем так.

— Ага! А в чем же тогда дело?

— Это Хуана вас любит.

— Ты глупец, Эль Чико.

— Верно, — печально согласился Эль Чико — он думал о горе Хуаны. — Верно, знатный сеньор вроде вас не может иметь ничего общего с дочерью трактирщика.

— И ты в это веришь?

— Еще бы.

— Однако, — проникновенно сказал Пардальян, — ты ошибаешься. И вот тебе доказательство: знатный сеньор вроде меня женился когда-то на трактирщице.

— Вы смеетесь надо мной, сеньор, — недоверчиво предположил Эль Чико.

— Нет, мой милый, это чистая правда, — произнес глубоко взволнованный шевалье.

И говоря скорее с самим собой, чем с карликом, он продолжал:

— Прежде чем стать госпожой де Пардальян, графиней де Маржанси (я ведь граф де Маржанси, и поверь, если я говорю это тебе, то вовсе не из тщеславия), итак, прежде чем сделаться графиней де Маржанси, этот ангел доброты и совершенной преданности (смерть похитила ее у меня), сначала была просто красавицей Югеттой, хозяйкой знаменитого в Париже трактира «У ворожеи»; ты о нем, конечно, не слыхал, ведь ты никогда не выезжал из Севильи. Клянусь честью, Севилья — красивый город, но поесть так, как в Париже… нет, черт подери, этого здесь не умеют! Словом, сам видишь — то, что ты считал веской причиной, есть всего лишь глупость.

— Возможно ли! — воскликнул ошеломленный Эль Чико. — Что же вы за человек?

— Я знатный сеньор… Это ты так сказал, — произнес Пардальян со своим иронично-простодушным видом.