— Смерть всем чертям! Клянусь потрохами всех святых! Клянусь копытом Сатаны! Чревом моей матери! — облегчал себе душу Пардальян, нанизывая ругательства одно на другое.
Он был смертельно бледен, глаза его блуждали, он дрожал от гнева и ужаса. Он полной грудью вдыхал воздух, словно никак не мог насытить им свои легкие; машинально он провел рукой по лбу — по нему стекали крупные капли пота. Он стоял на коленях посреди своего гроба; он огляделся вокруг безумными глазами, ничего не видя, думая лишь об одном: бежать!
Он не заметил, что находится все-таки в саду, а не на кладбище, как он полагал. Он даже не заметил, что могила его была на удивление мелкой и что вся земля, которую бросали на гроб целыми лопатами, благодаря какой-то специальной уловке оказалась раскиданной по дну ямы.
Он понимал только, что жив и свободен! Вокруг много воздуха и простора, вокруг деревья и трава, а над головой — чистое небо! Шевалье горел неистовой жаждой мести, он был исполнен решимости свернуть шею этому мерзавцу Эспинозе; ведь именно он придумал эту чудовищную пытку, которой даже нет названия, и подверг ей его, Пардальяна! Теперь, когда его славная рапира опять у него в руках, он, презирая мушкетную перестрелку, чувствовал в себе достаточно сил, чтобы сразиться со всеми приспешниками великого инквизитора, даже если имя им — легион.
Наконец свежий вечерний воздух — уже начинало темнеть — охладил его пылающую голову, и к нему (хотя бы частично) вернулось хладнокровие; он быстро выбрался из могилы и широким решительным шагом, с той ошеломляющей стремительностью, которая была ему присуща, когда он начинал действовать, прямиком направился к замаскированной калитке, обнаруженной им как раз рядом.
Он вытащил шпагу, с грозным видом несколько раз со свистом рассек ею воздух и внезапно распахнул калитку.
Перед ним открылся двор, занятый группой вооруженных людей.
Пардальян сделал два шага вперед и сразу же наткнулся на дежурного офицера, командовавшего этими людьми; увидев шевалье, он удивленно воскликнул:
— Господин де Пардальян! Откуда вы тут взялись?
Расслышал ли Пардальян его слова? Во всяком случае, он понял только одно: офицер не собирался преграждать ему путь.
Он холодно ответил на вопрос:
— Где здесь выход?
По крайней мере, он считал, что отвечает холодно. На самом же деле он прорычал свой вопрос с грозным, устрашающим видом, так, как если бы прокричал:
— Дорогу, или я убью вас!
И не дожидаясь ответа, он повернул направо, наобум, сам не зная куда идет, и удалился, широко шагая.
Офицер, в свою очередь, прокричал:
— Эй! Господин де Пардальян!.. Не сюда!
И поскольку шевалье, не оборачиваясь, неуклонно продолжал свой путь, офицер догнал его, схватил за руку и очень вежливо сказал:
— Вы ошибаетесь, господин де Пардальян, выход не здесь… он там.
И указал пальцем в противоположную сторону.
— Что вы говорите, сударь?
Поглупевший от изумления Пардальян стал даже заикаться, не зная, наяву все это с ним происходит или во сне.
Офицер спокойно ответил:
— Вы изволили спросить меня, где здесь выход. Разрешите мне заметить вам, что вы ошибаетесь… Выход налево, а не направо.
— Ах так, сударь! — прорычал Пардальян, который чувствовал, что сходит с ума. — Стало быть, вы здесь не для того, чтобы меня арестовать? Вы не получили приказа убить меня?
— Что за шутки, сударь? — сказал офицер, улыбаясь. — Я — и это правда — получил приказ арестовать всякого, кто предстанет передо мной, но это никоим образом не касается господина де Пардальяна; напротив, нам велено оказывать представителю Его Величества короля Наваррского все подобающие знаки уважения.
Шевалье взглянул офицеру прямо в глаза и увидел, что тот был совершенно чистосердечен. Он тотчас же вложил шпагу в ножны и, поклонившись, в свою очередь, человеку, который говорил с ним, сняв шляпу, тихо сказал:
— Простите меня, сударь… Я, очевидно, подхватил лихорадку… там, в этих коридорах.
— Это вполне вероятно, — ответил офицер, по-прежнему любезно улыбаясь.
И добавил с готовностью, идущей от сердца:
— Вы не желаете, чтобы я приказал послать за врачом Его Величества?
— Тысяча благодарностей, сударь, — отозвался Пардальян с той изысканной учтивостью, которая приобретала в его устах особую ценность. — Я уже чувствую себя лучше… Пустяки.
И прошептал в сторону — не громко, но и не тихо:
— Пусть собаки сожрут мои потроха, если я хоть что-нибудь понимаю в том, что со мной случилось!
В этот момент спокойный голос, который шевалье сразу же узнал, сказал:
— Разве я не дал вам слово, что вы сможете выйти отсюда так же, как вы сюда вошли?
— Эспиноза! — закричал Пардальян. — Но откуда же он тут взялся?
И впрямь казалось, что великий инквизитор возник из-под земли.
Пардальян вплотную подошел к Эспинозе и с пылающим взором, но сохраняя ледяное спокойствие (что было у него верным признаком исступленной ярости, сдерживаемой силой воли), бросил инквизитору в лицо:
— Вы появились весьма кстати, сударь. По-моему, у нас с вами еще остались некоторые счеты!