Смертельный аромат № 5

– В Париж ее берут. Ну, надо же! Ни кожи, ни рожи, – тараторила Тома. – Вешалка несчастная.

– И фригидная, судя по всему.

Катя демонстративно закашляла.

– А что? А мы ничего! Мы Арину обсуждаем. Кать, ну скажи – у Ивановой ни кожи, ни рожи.

Катя села на стул и залпом допила минералку. Арина – красивая девушка. Но сейчас Тома с Сережей обсуждали не ее, а именно Катю.

«Как тяжело жить в постоянной атмосфере сплетен и зависти. А ведь эти двое считаются моими друзьями», – подумала Катя и знаком подозвала официанта.

– Я, пожалуй, выпью чего-нибудь.

Сережа оживился:

– Это правильно. А потом в нумера.

– Втроем!

Катя рассмеялась:

– Ребята, вы бы лучше молчали. Вы так умнее кажетесь. Серьезно!

Глава 4

1

Гарш, «Бель Респиро», 1920 год

Великий князь Дмитрий, кузен,[12] как называли его русские дамы, Митя, как звала его Габриэль, всегда просыпался далеко за полдень. Габриэль никак не могла понять, почему она, заслышав пронзительный птичий клекот, пробуждается с первыми лучами солнца, а Митя продолжает невинно посапывать.

Митя… Спящий, он особенно красив. Безмятежный ангелочек. Длинные ресницы, русые кудри, очень правильный, четко очерченный рот. Какая нежная, с легким румянцем, кожа. Совсем мальчик. Но этот мальчик – убийца.

…Митя никогда не рассказывал Габриэль о том, что произошло в гарсоньерке Феликса Юсупова, но такое разве скроешь. Все газеты писали – князь Дмитрий был в числе заговорщиков, это его автомобиль увез Rasputin, простого сибирского muzika Григория, отравленного, израненного, к ледяным водам реки, где тот встретил свою смерть.[13] Убийство сделало Митю русским героем. Его поклонники даже предлагали ему бежать перед отправкой на персидский фронт, не опасаясь гнева Николая II, решившего таким образом покарать своенравного кузена. Но Митя отказался и тем самым спас себе жизнь. Кто знает, что сделали бы с ним эти ужасные большевики. Нет, вначале для него все складывалось неплохо. Приехав во Францию, он сумел получить деньги за удачно проданный по его распоряжению особняк в России, поселился в лучшем парижском отеле «Ритц». Русские всегда были транжирами. К тому же Митя не сомневался: большевики – это ненадолго.

…Габриэль выскользнула из постели. И уже собралась отправиться в ванную, как ее взгляд зацепился за висящую на стуле сорочку Мити, украшенную вышивкой у ворота. Нет, ее внимание привлекла не вышивка. Хотя она очень эффектна. Габриэль теперь точно так же украшает платья и даже пальто. Одежда Мити вдохновила ее на целый ряд нововведений, пришлось открыть даже специальное ателье для вышивальщиц.

«Ну, конечно, – с облегчением подумала Шанель, выяснив причину своего беспокойства. – Портниху не обманешь. Маленькая дырочка на сорочке».

Она достала из стоящего на столике несессера нитки и иглу и быстро заштопала рубашку. Митя очень горд. Попытки подарить новую одежду обижали его до глубины души. У Габриэль разрывалось сердце, когда она видела, как Митя тайком подкладывает в протершиеся до дыр ботинки газету.

На лестнице, ведущей в сад, бузили дети Игоря Стравинского. Габриэль с удовольствием провела рукой по светлым головенкам отпрысков композитора. В ее доме теперь много русских. Кухарка научилась печь блины, которые подает на завтрак с непременной икрой, а Габриэль, после многочисленных уговоров гостей, даже попробовала vodka из большого хрустального штофа.

– Dobroje utro! – громогласно раздалось из-за зарослей гортензий.

Это уже был ритуал. Лакей Мити Петр, огромный, как и все русские, каждое утро грел в саду samovar, а потом садился на скамью возле большого кедра. Ему нравился кедр, потому что он напоминал Россию, и не нравилось, что на горизонте виднеются очертания Парижа, проколотые тонкой иглой Эйфелевой башни.

– Dobroje utro, Пьер, – старательно выговорила Габриэль и присела на краешек шезлонга. – Митя все еще спит. Он такой соня!

Лакей отлично говорил по-французски.

– Великому князю надо. Грудь у него слабая, чахоточная. А здесь у вас хорошо. Тепло. Только… – Петр запнулся, но потом все же решился продолжить: – Дом у вас чудной. В России ставни красят в белый цвет.

Габриэль обернулась на «Бель Респиро»: бежевые стены, серая крыша, черные ставни. Черный – цвет траура. Боя больше нет… Она давно перестала пугать друзей мрачным молчанием. Старательно делает вид, что весела, и даже завела себе молодого любовника. Митя моложе, намного моложе ее. Но это совершенно ничего не значит. Душа в сумерках. На принадлежавшей прежде Габриэль вилле вообще все комнаты были затянуты черным крепом. Потом она распорядилась сменить его на розовый. И в конце концов продала «Миланезу», потому что ее комнаты помнили шаги Артура, и Габриэль казалось, что они вот-вот раздадутся вновь… Единственное, перед чем бессильны краски, бессилен костюм, – это горе. У него один цвет. В «Бель Респиро» черные ставни.

Митя отогрел ее своей любовью, стало чуть легче. Габриэль благодарна его васильковым глазам, в которых светится обожание. Но после той аварии не было ни дня, чтобы в ее воспоминания не пришел Артур.