— Полиция уже задавала мне такие вопросы. Но, видите ли... Я сидел спиной к двери и играл... Я даже не слышал выстрела. Я не видел, как Элен упала... Я видел Бога и общался с архангелами... Мы пели друг другу псалмы...
— Муллинс, но, может быть, краешек вашего сознания зацепил нечто такое...
— А когда это было? В какое время суток? — Муллинс смотрел то на меня, то на Эйприл.
— Вечером.
— Вечером... Нет, не помню.
Он начал терзать свой инструмент, пока, наконец, не нащупал мелодию, которую принялся выводить на свет божий с большими погрешностями, впрочем, их можно было назвать вариациями...
— Идея! — воскликнул я, стараясь перекрыть своим голосом голос трубы. — Сейчас вы все вспомните.
Муллинс перестал играть. Эйприл уставилась на меня, как на Санта Клауса.
— Надо выпить! — сказал я.
— Выпьем! — охотно откликнулся Муллинс и потянулся к бутылке.
— Что с вами, мистер Бойд? Что вы говорите? — прошипела Эйприл.
Муллинс помягчел лицом, шлепнул губами:
— Я готов, — и поднял стакан.
— Мы выпьем, потом еще... Короче, мы сделаем все так, как в тот злополучный вечер, — объяснил я. — Мы восстановим его в деталях.
— Надо ввести вас, Муллинс, как единственного свидетеля преступления в то состояние, в котором вы пребывали тогда. Вот в чем и заключается моя идея!
— Вы больны, мистер Бойд, — разлепила губы Эйприл.
— Вот лекарство, — Муллинс протянул мне полный стакан.
Я понюхал виски и тяжело вздохнул: как ни привыкай к тупоумию, все равно оно раздражает.
— Послушайте, вы!.. Мы сидим здесь уже черт знает сколько времени... И будем сидеть в Бахиа-Мар... Пора выкарабкиваться... Если вы ничего не понимаете, не мешайте мне осуществлять свои замыслы.
— Выпить — я всегда понимаю, — сказал Муллинс, наполняя стаканы. — Но остальное — нет.
— Значит так. Вам, Муллинс, надо накачать себя виски до такого же состояния, как в тот вечер...
— Это я сделаю без проблем.
— Вы хотите напоить мистера Муллинса?! — Эйприл разозлилась. — И это в то время, когда он трезв и излагает свои мысли человеческим языком.
— Эйприл, я повторяю: нам надо реконструировать события. Мистер Муллинс должен быть пьян. Он должен играть те же блюзы, что и тогда. Он должен сидеть так, как и тогда... Он войдет в то же состояние и ... что-нибудь вспомнит!
— А вот я понял, — похвастался музыкант. — Надо пить и играть, — и Муллинс с удовольствием опрокинул виски в себя.
— А что должна делать я по вашему сценарию? — Эйприл спросила это с подозрением.
— Исполнять роль Элен Фицрой.
— Кого... исполнять?..
— Убитую, точнее, делать то, что делала Элен. Но до того, как в нее выстрелили.
Эйприл пережевывала информацию довольно долго. Муллинс уже порядком налакался, когда она, наконец, сказала только одно слово:
— Хорошо.
— Вот и отлично! Теперь моя очередь. Я буду убийцей. Эйприл посмотрела на меня странным взглядом: ей в голову пришла какая-то мысль, скорее всего, — дикая.
— По местам! Каждый знает свою роль, начнем! — я отошел в угол.
— Стоп! — сказал Муллинс. — А почему вы не пьете? Мне одному не одолеть, — он обвел пространство комнаты, заполненное бутылками. — Да и скучно одному-то.
— Но вы должны!..
— Нет! — отрезал трубач. — Или мы пьем все вместе, или я в ваших экспериментах участвовать не буду.
— Мистер Муллинс, это серьезно! — вступила мне на подмогу Эйприл. — Мы ищем убийцу. И в том эксперименте, который предлагает мистер Бойд, есть смысл.
Но Муллинс в своих убеждениях был тверд, как скала.
Надо отдать должное мужеству Эйприл: она второй раз сказала свое «хорошо», взяла полный стакан, выпила, сморщилась, как сушеная виноградина, тут же запила виски соком и победно посмотрела на меня.
Я понимал: цена ее подвига — жалованье, то бишь заработок, которого она лишится, если Глория потеряет работу. И все-таки Эйприл оказалась молодчиной.
— Ну, теперь мы посмотрим на вас, мистер Бойд, — змей-искуситель, он же трубач, повернулся ко мне. — У меня и тост имеется.
— Вот как!
— За то, чтобы я вспомнил! — провозгласил Муллинс.
Мы начали пить.
Запасы музыканта оказались нескончаемы. Сколько я в себя влил, подсчитать было трудно. Стены и пол, звуки и лица плыли перед глазами, в голове стоял туман.
Муллинс сразу же занял позицию на полу. Он поставил рядом с собой три полные бутылки и стакан. Он играл на трубе, наливал, снова играл...
Эйприл пыталась имитировать походку Элен: она ходила туда-сюда, то садилась на табурет, то перебирала бутылки...
Эйприл начала танцевать сама с собой. Я охотно потанцевал бы тоже, но не мог подняться на ноги: они были ватные, а пол в домике вообразил себя, почему-то, палубой корабля.
Эйприл, видимо, на мгновение, отключилась и стала падать, хватаясь руками за мебель. Она села, отыскала мутными глазами меня и не нашла ничего лучшего, как браниться:
— Шизофреник! Олух!
— Эт-то я?..
— Вы, Бойд! Вы пьяны! И я пьяна!
— А я трезв, — чтобы произнести эту фразу, Муллинс перестал играть.
Выглядел трубач, как мне показалось, действительно трезвым, хотя две бутылки из трех уже были пусты. Я не без труда повернулся к Эйприл:
— Я что-то сделал не так?
— Ваш этот... дурацкий эксперимент провалился...