— В чем?
Тон Хардинга был холодным.
— Это я нанял Майка Свейна.
Да... Хардинг оказался прав: игру в детектива Свейна затеял этот коротконогий мафиози.
— Что из себя представлял Майк Свейн? — спросил Хардинг.
— Так, мелкий мошенник... Я заплатил ему, чтобы он сыграл роль агента страховой компании. Я надеялся, что Свейн, во-первых, подтолкнет вас к более активным действиям и, во-вторых, напугает убийцу, и тот выдаст себя... ну, допустит какую-нибудь оплошность... Вы же знаете, как я тороплюсь домой! В Лас-Вегасе полно дел, а вы не чешетесь...
Глаза Барона были злыми.
— Почему ваши люди избили вчера Свейна? — протокольным голосом спросил Хардинг.
— Для достоверности. Чтобы все поверили...
— Понятно. Ну и как вы сами оцениваете ситуацию?
Барон уставился в пол.
— Идея со Свейном себя не оправдала, — процедил он сквозь зубы. — Все били этого идиота, но никто ничего путного не сказал. Если бы я мог знать, что Свейн так туп, то не стал бы втягивать его в это дело.
Про себя я подумал, что убийца оказался более человечным, чем все мы: вместо того, чтобы и дальше мучить Свейна, он просто отправил его отдыхать на тот свет.
— Вы арестуете ... меня? — спросил Барон.
— Нет, — ответил Хардинг. — Прямых улик против вас нет. Но убийство Свейна будет расследовано со всей тщательностью, не надейтесь на снисхождение. У вас еще будут неприятности. Идите!
Барон выскочил из кабинета, как пробка из бутылки шампанского.
Хардинг посмотрел на меня.
— Ну как?
— Прекрасно! Вы выпотрошили его!
— Но это ничего не дало. Мы, как и прежде, топчемся на месте и не знаем, кто убил Элен Фицрой.
— Лейтенант, а вам не приходило в голову, что Свейна пристрелили потому, что он узнал, кто убил Элен Фицрой?
— Да? — Хардинг поразился. — Вы так думаете? Свейн выбил признание, а убийца подкараулил его и заставил замолчать навсегда? Так, по-вашему, было?
Я не стал признаваться, что эта мысль пришла мне в голову только что.
— Да, я думаю, Свейн кое-что узнал.
— Значит, он просто не успел сообщить Барону информацию, — Хардинг размышлял вслух. — Свейн шел к Барону, а на дорожке его поджидали... А это означает, что идея Барона себя оправдала.
— Свейна потому и убили, что идея сработала!
— Остается узнать, кто это такой прыткий, что убивает направо и налево, но не попадается...
Хардинг замолчал. Из предметов, лежащих на столе, он начал строить башенку: пачка сигарет, на верх зажигалка, на верх блокнот... И так до тех пор, пока башенка не рухнула.
— Знаете, о ком я размышляю? — повернулся лейтенант ко мне. — О Бароне.
— Барон чист. К убийству Свейна ни он, ни его головорезы отношения не имеют.
— А если имеют? А если Барон ведет двойную игру? Отводит от себя подозрения...
— Вы наделяете этого мелкого борова недюжинными мозгами. Барон хитер, но не умен. Не переоценивайте его, Хардинг.
— Как знать...
— Давайте поговорим о Свейне. Если он выбил из убийцы Элен Фицрой признание, значит, на этом человеке должны остаться синяки и ссадины.
— Сегодня я всех допросил: никаких следов побоев ни у кого нет, — сказал Хардинг.
— Ну, Свейн мог любого напугать одним видом своих кулаков. Не надо бить — достаточно рассказать, как будешь бить, и показать кулак!
— Тоже верно. Но убийца мог выстрелить в Свейна еще и потому, что Свейн был ему просто омерзителен.
Хардинг наморщил лоб и тяжело вздохнул: версий много, а толку мало.
Вошедший полицейский спросил, можно ли отпустить задержанных. Хардинг махнул рукой: отпускайте.
Был один вопрос, который волновал меня. Нашел ли водолаз хоть что-нибудь на дне залива?
— Нет, — ответил Хардинг. — Обшарили все дно и напрасно. Убийца спрятал револьвер и вновь им воспользовался.
— Все тот же калибр?
— Да, это то же оружие, из которого убили Элен Фицрой.
— Вы уже обыскали домики?
— Сразу же, как только вызвали подозреваемых на допрос сюда. Даже ваше жилище проверили: убийца мог ведь и вам подкинуть револьвер. Яхту прощупали... И — ничего.
— После убийства Свейна преступник мог выбросить оружие в воду.
— Опять нашему водолазу работа... А хуже всего то, что у нас практически нет свидетелей — ни в первый раз, ни во второй...
Я шел по набережной, поглядывая на яхты и катера, и увидел «испанскую галеру», которую рассматривали мы с Эйприл. На «галере» стоял бородатый худой парень и курил трубку. Он неожиданно приветливо поздоровался со мной. Я ответил наугад:
— Доброе утро, дон Антонио!
Он засмеялся:
— Простите, но вы ошиблись. Меня зовут Вальдесом.
— Вы испанец?
— Испанцами были мои предки.
— О, тогда вы должны хорошо танцевать этот свой танец... Фламенко!
Вальдес улыбнулся, кивнул, отложил трубку в сторону и вытянулся во весь рост. Он сделал несколько танцевальных движений, характерных для фламенко, и я понял, что ему очень одиноко в Бахиа-Мар, одиноко настолько, что он не захотел заметить иронии мистера Бойда и готов станцевать для него все, что тот попросит. Я, как мог, выразил свое одобрение.
— Не хотите ли подняться на палубу? — спросил Вальдес.
— Попробую.
Мне не хотелось тратить время на болтовню с хозяином яхты, однако, повинуясь неосознанному порыву, я все же послушал его и поднялся на судно.