— Наверное, мне следует прояснить отношения между Бойзами и Эркхартами, — продолжил адвокат, возвращаясь к своему завтраку, — чтобы вы поняли суть завещания. Общим предком обоих семейств был Джон Хаббард, крайне уважаемый банкир начала прошлого века. Он жил в Ноттингеме, и банк, как это и было принято в те времена, находился в частной семейной собственности. У него росли три дочери — Джейн, Мэри и Розанна. Они получили хорошее образование, и им предстояло унаследовать дело. Однако старик начал совершать классические ошибки — глупо спекулировать на бирже, предоставлять конкурентам излишнюю свободу действий, обычная история. Банк лопнул, дочери остались без гроша. Старшая, Джейн, вышла замуж за Генри Брауна, бедного и вопиюще благонравного учителя. У них родилась одна-единственная дочь Джулия, которая и вышла замуж за преподобного Артура Бойза, а потом стала матерью Филиппа. Вторая дочь, Мэри, преуспела больше, хотя и вышла замуж за человека ниже себя по званию. Она приняла предложение некоего Джосайи Эркхарта, который занимался торговлей кружевами. Для ее родителей это стало ударом, но Джосайя происходил из приличной семьи и был чрезвычайно достойным человеком. У Мэри был сын Чарльз Эркхарт, который стремился порвать с унизительным занятием торговлей. Он поступил на работу в адвокатскую контору, хорошо проявил себя и в конечном счете стал партнером. Это и был мой отец, а я унаследовал его дело.
Третья дочь, Розанна, отличалась ото всех. Она была очень красива, замечательно пела и танцевала, в общем, была крайне привлекательной и испорченной особой. К ужасу своих родителей она сбежала из дома и поступила на сцену. Ее имя вычеркнули из семейной библии, а сама она вознамерилась оправдать худшие опасения. Она стала любимицей светского Лондона. Скрывшись под именем Креморна Гарденз, она одерживала одну скандальную победу задругой. Заметьте, она была умна и не проматывала то, что получала. Она брала всё — деньги, драгоценности, меблированные квартиры, лошадей, экипажи и превращала это в деньги. Она никогда ничего не тратила, платила только собой, считая свои прелести справедливой платой за подношения, и, осмелюсь утверждать, так оно и было. Я познакомился с ней, когда она уже была пожилой женщиной, но и тогда она поражала остатками редкой красоты, пока апоплексический удар окончательно ее не разрушил. По-своему она проницательная и хваткая старуха. Из своих сухоньких ручек она не выпустит ничего. Думаю, вы знакомы с такими людьми.
Короче говоря, старшая сестра, которая вышла за школьного учителя, порвала с ней отношения. Вместе с мужем она заслонилась от всего света своей добродетелью и вздрагивала каждый раз, когда видела имя Креморны Гарденз на афишах. Они, не распечатывая, отсылали обратно ее письма, отказали ей от дома, а в довершение всего Генри Браун однажды попытался выставить ее из церкви, когда она приехала на похороны Джейн.
Мои дед и бабка были более терпимы. Сами они не навешали ее, но время от времени заказывали ложу на ее спектакли, послали ей приглашение на свадьбу сына, в общем, соблюдали правила вежливости. Поэтому она поддерживала светские отношения и с моим отцом, а затем передала ему свои дела. Он считал, что собственность есть собственность, каким бы образом ее ни приобрели, и говорил, что если адвокат будет отказываться от грязных денег, то ему придется выставить за дверь половину клиентов.
Старуха ничего не забыла и ничего не простила. Одно упоминание семейства Браунов — Бойзов приводило ее в ярость. Поэтому, когда дело дошло до завещания, она вставила в него параграф, который вы сейчас видите. Я говорил ей, что Филипп Бойз не имеет никакого отношения к ее обидчикам, впрочем — как и Артур, но старая карга и слышать не хотела. Поэтому я написал завещание так, как она хотела; не сделай этого я, это сделал бы кто-нибудь другой.
Уимзи кивнул и сосредоточился на завещании, которое было датировано восемью годами ранее. Норман Эркхарт назывался в нем единственным наследником, за включением небольших сумм, оставляемых слугам и театральным благотворительным фондам. Далее там значилось следующее: