Смертельный юмор

– Жень, тут есть что-то типа потайного хода – узкий коридорчик, пошли посмотрим. Когда для Александра Николаевича проектировали это здание, что-то сделали не так, и при постройке на деле получилось лишнее пространство, им практически никто не пользуется.

Мы добрались до скромной двери, которая никак не поддавалась открытию. Толкнуть посильнее? Но в мои планы не входило разрушение чужой собственности. Потом я вспомнила про свой универсальный набор отмычек, который был уложен в крохотный футляр и висел открыто на моем указательном пальце, как брелок для ключей.

– Вот уж точно, если хочешь что-то спрятать – оставь это на видном месте, – прокомментировал Пасечник, когда увидел мои манипуляции с отмычками.

По темному и очень узкому коридорчику мы прошли довольно быстро. Пару раз я чихнула от пыли, но ничего подозрительного не заметила.

Музыка зазвучала громче, значит, мы подошли впритык к сцене. Я выглянула и аккуратно пробралась так, чтоб меня не было заметно со стороны людей, сидящих за столиками. Перед нами лишь стояли коробки, огромные кофры и черные ящики, так похожие на старинные кованые сундуки.

Вдруг музыка оборвалась, и где-то послышался такой отчетливый стон и стук, словно кто-то хочет вырваться из последних сил.

– Василевс, быстро открываем все эти ящики! – отдала распоряжение я и сама первой бросилась к ближайшему кофру.

– Но это же не наши вещи, думаю, Александр Николаевич не погладит по головке за то, что мы и так влезли туда, куда нас не приглашали, да еще и роемся в личных вещах. Это не дело, Женя.

– Быстро открывай! – с нажимом в голосе сказала я и открыла черный огромный ящик.

Передо мной, скрюченный и бледный, лежал Ираклий. Никаких признаков жизни сейчас он не подавал.

Глава 6

Всю ночь с Пасечником мы провели в больнице, дома я даже и не появлялась, лишь предупредила тетю. Она разохалась и предположила, что я в этот вечер просто нашла не такие уж и правдивые отговорки, лишь бы не идти сегодня с Тимуром в новый театр на набережной на какой-то просто умопомрачительный спектакль, билеты на который они с Олесей Евгеньевной приобрели и запланировали на этот вечер – выходной же.

Практически всю ночь мы провели в коридоре возле палаты, поочередно прикрывая глаза на короткий период.

Уже под утро снова раздался звонок телефона – меня искала Мила. Пока я разговаривала с тетушкой, к нам вышел врач, по всей видимости, очень хороший знакомый Василевса.

Я нажала «отбой» и подошла ближе. Врач сообщил, что Ираклий пришел в себя, угроза жизни миновала, он еще слабый, но разговаривать может и спрашивает про нас.

Мы вошли в палату – мерно жужжали приборы, стойко пахло лекарствами, от кипенной белизны резало в глазах – жалюзи на окнах, кровать, белье, пол, стены, потолок – все белое, лишь слегка розоватое лицо Ираклия выделялось пятном на этом фоне.

Перебросившись ничего не значимыми фразами, мы резко замолчали.

Первым нарушил тишину, как ни странно, Ираклий, причем сразу с места в карьер:

– Ты ушла, началась вся эта тягомотина с поздравлениями, подарками. Как обычно, желали крепкого здоровья, семейного благополучия, огромного счастья и «пусть сбываются мечты», – явно передразнил кого-то Ираклий.

– А дальше?

– Дальше ко мне подошел официант и попросил пройти за сцену, мол, там кому-то срочно нужна моя помощь.

– Ты еще и медиком подрабатываешь, что ли? – удивилась я.

– Я так же отреагировал и сказал, что он точно меня с кем-то перепутал. Но нет, он настойчиво просил пройти туда, куда указывал, и пояснил, что это связано то ли с самим выступлением, то ли с порядком – кто за кем.

– И ты спокойно пошел? – Я взвилась. – Сказала же, без меня ни шагу.

– Да что со мной произошло бы? Нападать при такой толпе точно никто не стал бы, шампанским в лицо бы не плеснули. Да если б и плеснули, это ж не кислота.

– Вот тебе и «что произошло бы», – теперь я осваивала мастерство пародии и преуспела в этом.

Ираклий смутился, но рассказ продолжил:

– За сценой было темно, я увидел только силуэт. Голос был женский, но лица, естественно, я не разглядел.

– О… да ты, видать, решил наверстать упущенное, – загоготал Пасечник. – Все, Верку забыл? Ну наконец-то.

– Прекрати!

– О да, я и забыл, она не Верка, она Веруня, Верона – твоя муза и опора, которая сразу выскользнула, как только увидела того, кто покрепче, точнее, кого поплатежеспособней.

– Василевс! – было видно, что теперь Ираклий зол.

Он даже приподнялся, в этот момент приборы запищали сильнее, и в палату заглянул тот самый врач, с которым мы недавно разговаривали:

– Молодые люди, все в порядке? Попрошу больного не волновать, иначе, – он виновато пожал плечами, – иначе мне придется проводить вас на выход.

– Все, молчу. – Пасечник присел на табурет рядом с кушеткой, перекинул ногу на ногу и обратился к другу: – Итак, что такого тебе предложил этот голос, что ты поперся за ним?