Смертельный капкан

— Посмотри, кто, — откликнулась она сквозь шум душа. — Нет, не надо! — Это прозвучало испуганно. — Посуду не убирай, я сама. Посмотри, пожалуйста, я телевизор не оставила включенным?

«Из кухни выманивает, — смекнул Андрей. — Боится, что узнаю, как зовут этого назойливого типа. Карен, хм. Кавказец, скорее всего. Мясник с мохнатыми руками и грудью».

Пнув табурет, Андрей отправился переодеваться. Его еще долго преследовал образ матери в чужих объятиях. И почему природа так устроила женщин, что с годами они становятся развратнее? Нет, чтобы остепеняться вместе с увяданием… Нет ведь, они только распаляются. Прискорбно — и с моральной, и с эстетической стороны.

Город принял Андрея как родного, раскинул перед ним все свои улицы, бульвары и скверы, радостно уставился на гостя тысячами окон, поблескивающими в лучах уже вполне летнего солнца. Поначалу было незаметно, какой он весь старенький, невзрачный, потускневший. Но постепенно с глаз сползла ностальгическая пелена. Исчезнув, она позволила увидеть город таким, каким он стал на самом деле, не желая идти в ногу со временем, увязнув в своих допотопных представлениях о прекрасном.

Обшарпанные стены, потрескавшийся асфальт, уродливые скворечники лоджий, вытоптанные газоны, мятые мусорные баки… Каждый пятый встреченный мужчина попивал пивко, молодежь и детвора расхаживали с совершенно взрослыми, серьезными лицами. Обстановка угнетала, как резко повысившееся атмосферное давление или полнолуние.

Внутренне Андрей был готов к тому, что с самого начала его будут преследовать сплошные неудачи, и не ошибся. В полиции с ним не то что разговаривать не стали, а послали туда, чему и названия нет в официальном языке. Никто здесь в глаза не видел отцовского мобильника, а расспросы лишь злили полицаев, которые сулили назойливому визитеру денек-другой в «обезьяннике», чтобы не был таким деятельным.

Встретился Андрей со следователем Перепелицыным, полюбовался его замечательными очками, послушал россказни про то, как беспристрастно и оперативно ведется следствие.

— Скажите лучше, чем и кому Никольников насолил, — предложил Андрей. — Он ведь журналистом был. Почему вы не рассматриваете версию, учитывающую род его профессиональной деятельности?

Очки Перепелицына поблескивали, а глаза сделались тусклыми, как у рыбы, вытащенной на сушу.

— Мы рассматриваем разные версии, Андрей Вадимович. Мой вам совет… Даже не совет, нет. Личная просьба. Отправляйтесь-ка вы домой. С результатами следствия вас ознакомят в свое время. А сейчас не мешайте работать. Что вы такой беспокойный, молодой человек? Вам сколько лет? Тридцать?

— Еще нет тридцати.

— И мне, — доверительно сообщил Перепелицын. — Видите, мы ровесники. И оба выглядим старше своего возраста. Современные люди, в современном мире живем. Но есть и старики, их все еще хватает, да… — Он наморщил лоб, давая понять, как это его огорчает. — И они совершают глупости. А нам, молодым, приходится расхлебывать. — Перепелицын сокрушенно развел руками. — Этот напился и с балкона сверзился, тот под поезд угодил, а другой с ножичком к бывшему другу поперся. Нужно учиться дистанцироваться, иначе рехнемся к чертовой матери. Согласны со мной, Андрей?

— Нет, — отрезал Андрей и покинул управление полиции, где, как он уже понял, можно искать что угодно, только не закон и справедливость.

Оттуда он махнул прямиком на дачу Никольникова. Отыскать ее помог сторож, почему-то принявший незнакомца за очередного опера. Разубеждать его Андрей не стал. Многозначительно покивал, а потом стал осторожно расспрашивать. Сторож в ответах путался, все скреб затылок, соображая, чего от него добиваются, а потом заявил:

— Вы вот что… Хватит меня пытать. Что сказали, то я и подписал. Чего вы ко мне с воротами опять пристали? Открыты, закрыты… Если человек однажды оступился, то что же, теперь всю жизнь его мурыжить?

— У вас, значится, судимость имеется? — осведомился Андрей, переходя на суконный язык полицейских.

— А то вы не знаете, — обиженно буркнул сторож. — Все у вас подходцы с подлянками. Отвяжитесь, ради бога.

— Ладно, ладно, не надо так нервничать.

Они закончили короткую прогулку вдоль озера и остановились возле калитки с перекошенным почтовым ящиком, настолько ржавым, что, казалось, хлопни по нему рукой, он весь осыплется рыжей трухой. В притирку с воротами стояла отцовская «Мазда», которую, похоже, не вскрывали и не обыскивали. Андрей проверил запасной ключ, прихваченный из дома. Автомобильные задвижки с веселым писком открылись и закрылись.

— Забираете? — поинтересовался сторож с пониманием и легкой завистью к людям, которые могут получить все что угодно по одному лишь своему желанию.

— Реквизирую, — поправил Андрей, возвращаясь к калитке.

На ней, как и на воротах, белела бумаженция с круглой синей печатью.

— Опечатано, — пояснил сторож. — Но у вас же есть право срывать бумажки?

— Есть, — кивнул Андрей с самым суровым и деловым видом, на который был способен. — Но порядок нарушать не стоит. Я позвоню, согласую.