Смертельный капкан

Майор сдержал обещание. Андрея провели по узкому коридору, заполненному невеселой, угрюмо бурчащей публикой, и впустили в комнату, разделенную мутным, заплеванным внизу стеклом. У стены стоял тюремщик в великоватой форменной кепке с мятым козырьком. Два стула были заняты женщинами совершенно одинаковой комплекции, беседующими со своими не то мужьями, не то сыновьями, не то братьями.

— Ну ты дурной, Лешка, — говорила одна. — Что ж теперь будет, а? Сколько раз тебе говорила, не пей проклятую, не пей!..

— Не верю я тебе, Миша, — плаксиво ныла вторая. — Выйдешь и опять за старое возьмешься. Сил моих больше нет терпеть.

Продолжения Андрей не услышал. За стекло привели отца, с руками, сцепленными за спиной. Он сел и почти беззвучно пошевелил губами.

— Звук включите! — крикнул Андрей.

В динамике зашуршало.

— Здравствуй, сынок, — сказал отец. — Как дела?

Было понятно, что спрашивает он не о самочувствии Андрея и не о событиях в мире. Глаза у него были тоскливыми и с легкой сумасшедшинкой, как у волка в клетке.

— Был у Соболева, — сказал Андрей. — Внимательно выслушал. Пообещал затребовать дело и разобраться.

— Нужно скорее, — вздохнул отец. — Как можно скорее, Андрюша.

— Что-то случилось? В камере проблемы?

В позе и выражении лица тюремного соглядатая ничего не изменилось, но было ясно, что он весь обратился в слух.

— В камере постоянно проблемы, — сказал отец с едва заметным нажимом на слове «постоянно». — У меня возник небольшой конфликт с одним уголовником. Он на меня почему-то зуб заимел.

— Так, — насторожился Андрей. — И что? Достает?

— Доставал. Но сегодня ночью он спросонья нары перепутал. Полез на нары и грохнулся. Сотрясение мозга. Сейчас в лазарете отдыхает. Но когда выйдет…

Отец не договорил.

— Разбираться будет, по чьей вине упал? — догадался Андрей.

— Боюсь, что да, — вздохнул отец. — Он рядом с моей шконкой упал. Может меня обвинить.

Жаргонное словечко «шконка», сорвавшееся с отцовских уст, неприятно резануло слух.

— Но были же, наверное, свидетели, — сказал Андрей.

— Нет. В хате не бывает свидетелей. Это трактуется как стукачество, а за такие вещи опустить могут.

Отец покосился на тюремщика.

«Здорово же он тут поднаторел, — с горечью отметил про себя Андрей. — По фене ботает, как заправский урка. Черт, не нравится мне все это. Нужно что-то предпринимать. Срочно».

— Я попрошу перевести тебя в одиночную камеру, — произнес он, обдумав ситуацию. — Там тебе спокойней будет.

— Было бы хорошо. Но…

— Что «но»?

— Теряю я надежду, Андрюша, — вздохнул отец. — Время идет, а воз и ныне там. Уже не верится в благополучный исход. Эти когти так сжались, что не разожмешь.

— Разожмем, — пообещал Андрей с уверенностью, которой на самом деле не испытывал.

— Ну-ну…

— Отец… Папа… Ты, главное, не падай духом. Держись, ладно?

— Держусь. Пока держусь.

Поболтали еще немного, и время свидания истекло. Едва оказавшись за воротами тюрьмы, Андрей тут же набрал номер Соболева.

Голос ответившего прокурора был недовольным. Выслушав сбивчивый рассказ, завершившийся просьбой перевести отца в одиночку, он сказал:

— Вот что, Андрей. Я не в благотворительной организации заседаю. Это государственное учреждение, очень серьезное, смею напомнить. Нельзя меня постоянно дергать, беспокоить по пустякам…

— Это не пустяки, — возразил Андрей. — Жизнь папы под угрозой. Видели бы вы его. Он совсем отчаялся, хотя старается не подавать виду.

— Его делом занимаются.

— Вы же говорили, что лично займетесь.

— Так и есть, — согласился Соболев. — Но у меня есть помощники. Им я тоже поручил разобраться. Так что успокойся, Андрей. Тебе терпения не хватает. Это только в сказках все быстро делается. Юридическую машину не так-то просто остановить. Мы ведь не в старые времена живем, когда все по звонку сверху решалось. Я вынужден действовать осторожно.

— Я понимаю, — вздохнул Андрей.

Он действительно понимал прокурора. Помогая товарищу, тот мог поставить себя под удар. Мало ли кто на него донос накатает, и пойдут обвинения в кумовстве, необъективности и прочих грехах. Но отец… Вспомнив его затравленный взгляд, Андрей попросил:

— Вы не тяните, пожалуйста, Анатолий Борисович. Папа в опасности. И его нельзя оставлять в общей камере.

— Я уже пометил на календаре, — сказал Соболев. — Направлю кого-нибудь в СИЗО. Сам не имею права, понимать должен, не маленький. Если меня заподозрят в преследовании личных целей, то я Вадиму уже ничем не смогу помочь. Комиссии, проверки… Меня с потрохами сожрут, а отец твой так и останется под следствием. Держи себя в руках.

— Да, — сказал Андрей со вздохом. — Хорошо.

— И еще, — продолжал Соболев. — Большая просьба: не проявляй никакой активности. Этим ты только все испортишь. Доверься мне. И больше не звони, когда тебе вздумается. Я сам свяжусь с тобой в случае необходимости.

Завершив разговор, Андрей забрался в нагревшуюся на солнце машину, опустил стекла и некоторое время просто жал на газ, чтобы охладить салон. Потом, сбросив скорость, пристроился за тяжело пыхтящим автобусом и достал из кармана визитку Витковой.