Смертельный капкан

Она явилась в суд во фривольном платье с голыми плечами и бантом на талии. То, как она молодилась, не просто раздражало Андрея, а вызывало в нем чувство неловкости за эту глупую, непутевую, капризную и распущенную женщину, которая звалась его матерью. Возражать ей хотелось хотя бы из чувства противоречия.

— Соболев предупредил, что приговор нужно будет обжаловать.

— А, по-моему, ты просто себя успокаиваешь, — сказала мать. — Видел глаза отца? Он внутренне смирился с наказанием. Если бы он не убивал, разве промолчал бы? Ему дали слово, а он бормочет невесть что. Конечно, он во всем и виноват.

«Дура», — подумал Андрей. И поразился тому, что не произнес этого вслух. Очень хотелось. Так и подмывало.

— Иди к своему Кериму, — буркнул он, бросив взгляд на белый внедорожник с седовласым мужчиной за рулем.

— Карен, — поправила мать, надувшись.

— Он тебя бросит, — сказал Андрей. — А отец не простит.

— Отец не вернется, мой мальчик. Никогда.

Глаза матери увеличились под линзами выступивших слез. Кого она оплакивала? Мужа или свою загубленную, как она теперь считала, молодость?

Обладатель внедорожника выбрался наружу, предварительно нацепив на нос шерифские солнцезащитные очки. Похоже, он раздумывал, подойти или остаться в сторонке.

Андрей демонстративно повернулся к нему спиной, а заодно и к матери тоже.

— Иди, — сказал он. — Тебя ждут.

— Карен хороший человек, — осторожно произнесла мать.

— И хрен с ним, — сказал Андрей. «С вами обоими», — добавил он мысленно.

Отца увезли из внутреннего двора, так что попрощаться с ним не удалось, как не удалось сказать хотя бы несколько слов поддержки.

— До свидания. — Мать тронула его за плечо. — Звони, ладно? Держи меня в курсе.

— Зачем тебе? — холодно спросил он, не поворачивая головы.

— Как зачем? Не чужие все-таки.

— Чужие.

— Андрюша!

Так и не оглянувшись, Андрей пошел прочь. Слезы душили его, но это были невидимые, внутренние слезы, ни одной из которых не суждено было показаться снаружи. Наступая на свою комично короткую тень, Андрей зашел в первое попавшееся кафе и хватил стакан рома. То же самое он проделал в другом баре через полквартала. Слезы отступили, Андрея слегка повело, зрение смазалось, в груди разлилось тепло, которое можно было принять за душу. Но души у него на самом деле не было. Иначе как бы он перенес беду отца и измену матери?

Дойдя до скамейки в тенистом сквере, Андрей сел и, щуря один глаз, нашел в телефоне номер Соболева. Ткнул пальцем мимо, исправил ошибку, опять ткнул.

— Слушаю, Андрей.

Голос Соболева звучал печально, как будто он стоял над могилой кого-то очень близкого и даже, возможно, едва сдерживал скупую мужскую слезу.

— Ваш обвинитель просто утопил отца, — выпалил Андрей, не поздоровавшись. — Так вы ему помогаете?

— Произошла случайность, — заговорил Соболев, время от времени позволяя себе тяжелый вздох. — Нелепая, трагическая случайность. Мой человек попал ночью в аварию. Пришлось его срочно менять, а это было сделано без моего ведома.

— Но вы могли хотя бы предупредить! Тогда отец не сдался бы.

— Так… Во-первых, не повышай на меня голос, я этого не люблю.

— Но…

— И не перебивай старших! — раздался окрик в телефонной трубке. — Не вынуждай меня напоминать, от кого сейчас зависит судьба твоего отца.

— Извините, — буркнул Андрей.

— Ладно, делаю скидку на твое взвинченное состояние, — великодушно произнес Соболев. — Теперь пошли дальше. Непоправимых ошибок не бывает. Приговор будет обязательно — слышишь? — обязательно обжалован. Тебе не нужно вникать в юридические тонкости, этим займутся специалисты. Твоя задача другая…

— Какая, Анатолий Борисович?

— Мухой лети в СИЗО, Андрюша. Нужно вытаскивать отца из общей хаты.

— Хаты?

— Камеры, Вадим… Ты ведь рассказывал, что у отца там сложные отношения с уголовниками сложились.

— Да, — согласился Андрей, — но что я могу сделать? Мне даже в свиданиях отказано.

— Дадут тебе свидание, я позабочусь, — уверенно произнес Соболев. — Поезжай и скажи отцу, чтобы нарушил дисциплину. Тогда его упекут в карцер, и он сможет побыть один. Нарушение не должно быть серьезным. Нам нужно выиграть всего лишь сутки. Достаточно будет обругать конвоира. Да, это лучше всего. Так и передай. Пусть проявит грубость или неуважение.

— Это никак не повлияет на приговор? — тревожно спросил Андрей.

— Что ты! — Соболев издал короткий смешок. — Приговор уже вынесен и утвержден. Дисциплинарные проступки осужденных не имеют к этому никакого отношения.

Он сказал осу´жденных, с ударением на втором слоге, в лучших традициях силовиков. То, что это было сказано не о ком-нибудь, а об отце, покоробило Андрея. Осознание происходящего сделалось более отчетливым, более ясным. И гораздо более болезненным.

— Но его же оправдают? — спросил он с надеждой.

Нам всем очень нужно, чтобы нас кто-то успокаивал, гладил по голове и говорил, что все будет хорошо.

— Конечно, — сказал Соболев. — Это не твоя забота. А ты поспеши в тюрьму, договорились?

— Да-да.