Смертельный ход

Извиваясь, он пополз к двери. Из горла вырывались вопли: «О-о-о-о! О-о-о-о!». Вот дверь. Выбраться. Помогите! Но дверь была заперта, и доктор Джеймс Рэтчетт соскользнул обратно в центр комнаты, где обнаружил, что не может даже прогрызть себе выход наружу. Он грыз пластик сильнее и сильнее, и наконец прогрыз, и хлынула вода, смешиваясь с кровью, и он забултыхался в розовой луже, в агонии красной смерти.

И тут он вспомнил, где он ее видел, и кто делал снимки, и догадался, почему она сейчас его убила.

Глава двадцатая

Нильс Брюстер был мокр от пота. Прическа «перекати-поле» слиплась. Руки дрожали, рот дергался, извергая громкие вопли. Он остановил Римо около коттеджа Деборы на усыпанной гравием дороге. Солнце поднималось к полудню. Для Римо это был день свободным от максимальной готовности, день отдыха.

– О-о-о-ох! О-о-х. О-х-о, – произнес ведущий авторитет в области изучения движущих сил враждебности человека, ученый, чьи труды многие расценивали как руководство по массовому уничтожению. – А-ах… а-ах… а-ах, – добавил он и рухнул к ногам Римо.

Так, паника. Римо опустился перед ним на колени, ожидая, когда Брюстер придет в себя. Опасности шока, кажется, не было.

Брюстер открыл глаза.

– Рэтчетт… О-о-о! А-а-а! О…

Успокаивать его не имело смысла.

Только идиоты успокаивают паникующего. По его мнению, это означает, что ты не осознал серьезность ситуации. То, что от паники положение не улучшится, не имеет значения. Человек хочет сообщить нечто столь ужасающее, что теряет дар речи. Ты сохранил самообладание, а он свое потерял, следовательно, считает паникер, ему не удалось тебя убедить. Он старается еще усерднее, и еще менее успешно.

Поэтому Римо поступил как полагалось, хотя ему было неприятно, что Дебора может увидеть его из окна. Он завопил, вторя отчаянным воплям Брюстера:

– О-о-о! А-а-а! О…

Чтобы привести Брюстера в нормальное состояние и вернуть ему дар членораздельной речи, Римо присоединился к истерике.

– Рэтчетт, – с усилием выдохнул Римо.

– Рэтчетт, – с усилием выдохнул Брюстер. – Мертв!

– Рэтчетт мертв, – простонал Римо.

– Рэтчетт убит. Кровь!

– Рэтчетта убили. Море крови.

Брюстер кивнул и сказал:

– Я пошел к нему. В его особое место. Он был мертв. Кровь и вода. Он был мертв. Вы…

– Я.

– Да. Сделайте что-нибудь.

– Хорошо. Сделаю.

– Стены. Заборы. Пулеметы! Помогите!

– Да, да. Конечно. Помогу. Пулеметы! Заборы! Стены.

– Да. Расправьтесь с убийцами. Прикончите их. Убейте! Уничтожьте! Разбомбите!

– Да.

– Но не сообщайте в полицию.

– Нет, нет. Конечно нет.

– Хорошо, – сказал Нильс Брюстер. Он поднялся на ноги со все еще диковатым взором. – Пойдемте.

Они шли по мостику через ручей. Брюстер нетвердо держался на ногах, так что Римо приходилось его поддерживать.

– Это его дом? – спросил Римо, глядя на большое белое яйцо с окнами.

Брюстер кивнул и сказал:

– Утром я его не видел, хотя у нас была назначена встреча на девять часов, а он всегда пунктуален. Я хотел объяснить, что его гипноз зашел слишком далеко, и что лучше поискать другие формы художественного самовыражения. Но он не появился и к телефону не подходил. И я пришел сюда. У него есть особая комната, это, скорее всего, подсознательное воплощение его представлений о матке. Он находился внутри, а дверь была заперта снаружи.

Они приближались к дому, из которого солнце, казалось, собиралось приготовить яичный салат.

– Мне дом нравится, – сказал Римо.

– Он никому не нравится.

– А мне нравится. Чертовски интересная идея.

– Гротеск, – сказал Брюстер.

– Это ваше мнение.

– Так думают все в Брюстер-Форуме.

– Нет, не все.

– Нет? Кому же он нравится?

– Мне.

– А, вам… Я говорил обо всех.

– Я тоже некто, не пустое место.

– Вы отвечаете за безопасность.

– Но я человек.

– Да. Хорошо, будь по-вашему. Он там. Я ни к чему не прикасался. – Брюстер остановился у входа. Дверь была приоткрыта.

– При виде Рэтчетта трудно не впасть в панику, – сказал Брюстер. – Вы не заметили, конечно, но я чуть было не сорвался. К счастью, у меня невероятное самообладание. Но я был на грани.

– Хорошо, – мягко сказал Римо. Как большинство жертв паники, Брюстер не помнил своих поступков. Он не вспомнит, что терял сознание. – Оставайтесь здесь, Нильс.

– Называйте меня доктор Брюстер. – Все еще дрожа, Брюстер прислонился к дверному косяку. – Мы попали в переплет, но я не из тех, кто легко теряет голову.

– Да, доктор Брюстер, – сказал Римо.

– Называйте меня Нильс, – ответил Брюстер.

Римо ободряюще улыбнулся и вошел в гостиную. За камином – вход в особую комнату. Там и лежало голое тело Рэтчетта, наполовину покрытое розовой смесью крови и воды. На лице застыла гримаса ужаса. Стараясь не запачкаться, Римо перевернул тело. Ага, вот как они с ним поступили! Значит, началась охота на ученых и, чтобы их защитить, придется, возможно, их уничтожить. Если он вызовет полицию, то служба молитв по телефону в следующий раз даст ему послушать Второзаконие. Римо аккуратно шагнул назад и снял трубку телефона. Телефон не был защищен от подслушивания. Но Римо и не собирался звонить по делам.