– Но если его кто-то украл, а потом выбросил, то были бы и другие отпечатки, – возразил Гамаш.
– Почему Си-Си выбросила шар ли-бьен? – спросил Лемье.
– Я только высказываю предположение, – сказала Лакост. – Но по-моему, причиной было чувство вины. Две вещи в ее доме напоминали ей о матери: видеокассета «Лев зимой» и шар ли-бьен. Я думаю, они не имеют никакого отношения к вещественным доказательствам. Она выбросила их, потому что не могла выносить одного их вида.
– Но почему видео она выкинула в мусорное ведро, а шар ли-бьен увезла на свалку?
– Не знаю, – признала Лакост. – Возможно, она делала это в разные дни. Видео – в тот же день, что и кулон, но до шара ли-бьен руки дошли только через некоторое время.
– Видимо, он был более ценен для нее, – поддержал свою подчиненную Гамаш. – Она не спешила уничтожать его. Он стал символом ее семьи, ее философии, ее фантазий. Вот почему она не могла заставить себя просто выбросить его и тогда оставила его на свалке.
– Си-Си убила свою мать, – повторил Бовуар. – Почему?
– Деньги, – ответила Лакост, у которой было время подумать об этом. – У нее намечалась встреча с американскими покупателями – она собиралась продать им свою философию. Она хотела продать ли-бьен и заработать на этом состояние.
– Ну, с ее стороны, это, вероятно, были сплошные фантазии, – заметил Лемье.
– Возможно. Но если она в это верила, то одно это и имело значение. Все зависело от того, продаст она ли-бьен американцам или нет.
– А тут появляется пьяная бродяга – ее мать, – сказал Гамаш. – И тогда выбора у нее не остается.
Он посмотрел на шкатулку в своих руках, покрутил ее.
КЛМ Б.
Почему Л собирала эти буквы? Гамаш открыл шкатулку и порылся указательным пальцем в других прописных буквах. Во всех этих К, М, С, Л и Б.
Он медленно закрыл шкатулку, поставил ее на стол, уставился в пространство перед собой. Потом поднялся и прошелся по комнате. Он обходил комнату раз за разом неспешным, размеренным шагом, опустив голову и сцепив руки за спиной.
Через минуту он остановился.
Теперь у него был ответ.
Глава тридцать третья
– Мадам Лонгпре. – Гамаш встал и поклонился этой миниатюрной женщине.
– Месье Гамаш. – Она слегка наклонила голову и села на предложенный стул.
– Что вам заказать?
– Эспрессо, s’il vous plaît.
Они сидели в бистро чуть сбоку от камина, было десять утра, второй день после пожара. За окном падал пушистый снег. Такие явления случаются зимой в Квебеке, хотя обычными их назвать никак нельзя: шел снег и одновременно светило солнце. Гамаш посматривал в окно и удивлялся. Кристаллы и призмы, изящные и хрупкие, летели по воздуху и устилали Три Сосны. На одежде прогуливающихся жителей и на деревьях лежал снег, сверкая розовыми, голубыми и зелеными искрами.
Принесли заказанный кофе.
– Пришли в себя после пожара? – спросила Эм.
Она тоже приезжала туда вместе с Матушкой и даже Кей. Целую ночь они готовили сэндвичи и горячее питье, раздавали одеяла замерзающим добровольцам. Они все вымотались, и Гамаш решил отложить этот разговор с Эмили до сегодняшнего утра.
– Ужасная была ночь, – сказал он. – Одна из худших, какие я помню.
– Кем он был?
– Его звали Сол Петров. – Гамаш подождал, будет ли какая-нибудь реакция. Ничего, кроме вежливого интереса. – Фотограф. Он снимал Си-Си.
– Для чего?
– Для ее каталога. Она собиралась встретиться с представителями американской компании и надеялась заинтересовать их своим проектом. Она имела амбиции стать гуру в области стиля, хотя ее амбиции, похоже, завели ее туда, где стиль и не ночевал.
– Что-то вроде универсального бюро обслуживания, – предположила Эм. – Там вас вычистят внутри и подновят снаружи.
– Да, планы у Си-Си де Пуатье были наполеоновские, – подтвердил Гамаш. – Вы говорили, что несколько раз виделись с ней. А с ее семьей вы были знакомы? С ее мужем, дочерью?
– Только визуально. Никогда с ними не разговаривала. Они, конечно, присутствовали на кёрлинге после Рождества.
– И насколько мне известно, на церковной службе в канун Рождества.
– C’est vrai. – Эмили улыбнулась тому воспоминанию. – Ее дочь способна ввести в заблуждение.
– О чем вы? – с удивлением спросил Гамаш.
– Нет-нет, ничего такого коварного в ней нет. Она ничуть не похожа на мать, хотя и Си-Си была не такой уж лгуньей, как ей хотелось бы верить. Уж слишком все это было очевидно. Нет, Кри робкая, погруженная в себя. Но голос у нее очаровательный. Мы все слушали как завороженные.
Эмили погрузилась в воспоминания о предрождественской службе в переполненной церкви. Она тогда поглядывала на Кри и видела, как преобразилась девочка. Радость сделала ее привлекательной.
– Она была похожа на Дэвида, когда он играл Чайковского.
А потом эта сцена у церкви.
– О чем вы задумались? – тихо спросил Гамаш, заметив озабоченное выражение на лице Эм.