Смертельный холод

Матушкой Беа владело какое-то чувство, которого Клара не могла распознать. Ярость? Страх? Крайняя озабоченность какого-то рода – в этом Клара не сомневалась. А потом это ушло, и на лицо Матушки, розовое, морщинистое и открытое, вернулось прежнее беззаботное веселое выражение.

– Ладно, идем. – Рут с трудом поднялась на ноги и взяла Габри под любезно предложенную руку. – Здесь ничего не происходит. Когда нагрянут неизбежные орды любителей великой поэзии, я галопом примчусь сюда.

– Bonjour[17], дорогая.

Крохотная Эмили Лонгпре поцеловала Клару в обе щеки. Зимой, когда большинство квебекцев, закутанные в шерсть и парки, были похожи на персонажи комиксов, Эм умудрялась выглядеть элегантной и красивой. У нее были со вкусом крашенные светло-каштановые, великолепно уложенные волосы. Одежда и косметика – неброские и уместные. В восемьдесят два она была одной из старейших жительниц Трех Сосен.

– Ты это видела? – Оливье протянул Кларе книгу.

С обложки смотрела Си-Си – взгляд жестокий, холодный.

«Клеймите беспокойство».

Клара посмотрела на Матушку. Теперь она поняла, почему Матушка Беа пребывает в таком состоянии.

– Ты послушай. – Габри начал читать с задника. – «Миз де Пуатье официально объявляет фэншуй делом прошлого».

– Кто бы сомневался, ведь это древнее китайское учение, – сказала Кей.

– «Вместо него, – продолжил чтение Габри, – этот новый мэтр дизайна предлагает более богатую, более осмысленную философию, которая облагородит и окрасит не только наши дома, но и наши души, каждое наше мгновение, каждое решение, каждое дыхание. Выбирайте ли-бьен, путь света».

– Что это такое – ли-бьен? – спросил Оливье.

Клара увидела, как Матушка открыла рот и снова закрыла его.

– Матушка? – спросила она.

– Я? Нет, детка, я не знаю. Почему ты спрашиваешь?

– Я подумала, что у вас центр йоги и медитации – может, вы знаете и ли-бьен, – сказала Клара, стараясь выразиться помягче.

– Мне известны все духовные практики, – ответила Матушка, чуть преувеличивая, как показалось Кларе. – Но эта – нет.

Скрытый смысл ее слов был ясен.

– И тем не менее, – сказал Габри, – совпадение довольно странное, не правда ли?

– Что странное? – спросила Матушка с безмятежным лицом и голосом, но вобрав голову в плечи.

– Ну, то, что Си-Си назвала свою книгу «Клеймите беспокойство». Ведь именно так называется и ваш центр медитации.

Ответом ему было молчание.

– Что? – спросил Габри, чувствуя, что вступил на запретную территорию.

– Вероятно, это совпадение, – ровным голосом произнесла Эмили. – И возможно, дань уважения по отношению к тебе, ma belle[18]. – Она повернулась к Матушке и положила ладонь на пухлую руку подружки. – Она вот уже год как живет в старом доме Хадли, и ее наверняка вдохновила работа, которую ты делаешь. Это дань твоему духу.

– И ее куча дерьма, вероятно, выше твоей, – заверила ее Кей. – Это должно быть утешением. Я не думала, что такое возможно, – сказала она, обращаясь к Рут, которая с удовольствием разглядывала свою героиню.

– Хорошая прическа, Клара, – похвалил Оливье, думая, что это снимет напряжение.

– Спасибо. – Клара пробежала руками по волосам, отчего те встали торчком, словно со страху.

– Ты права, – сказал Оливье Мирне. – У нее вид как у испуганного солдата из окопов времен битвы при Вими[19]. Не многие могут воспринять этот вид. Очень смело, очень в духе нового тысячелетия. Я тебя поздравляю.

Клара прищурилась и уставилась на Мирну, которая расплылась в улыбке.

– В жопу папу римского, – произнесла Кей.

Си-Си снова поправила стул. Одетая, она стояла в одиночестве в номере отеля. Сол ушел, не предлагая и не ожидая прощального поцелуя.

Она испытала облегчение, когда он исчез. Теперь наконец она могла сделать то, что задумала.

Си-Си взяла экземпляр «Клеймите беспокойство» и встала у окна. Потом медленно подняла книгу и прижала к груди, словно возвращая туда часть себя, которой ей не хватало всю жизнь.

Она наклонила голову в ожидании. Неужели они и в этом году подведут ее? Нет. Ее нижняя губа чуть задрожала. Глаза заморгали, в горле образовался комок. А потом они появились – побежали, холодные, по щекам в открытый, вместительный и в этот момент безмолвный рот. И она устремилась за ними в эту темную пропасть и оказалась в знакомой комнате на Рождество.

Ее мать стояла рядом с давно высохшей и неукрашенной елочкой, затиснутой в угол строгой темной комнаты, с россыпью опавших иголок на полу. На елке висел единственный шарик, и вот ее мать, истеричная, воющая, сорвала его. Си-Си еще слышала, как остатки иголок, шурша, сыплются на пол, а шарик уже полетел в ее сторону. Она не собиралась его ловить. Выставила руки только для того, чтобы защитить лицо. Но шарик оказался в ее ладонях, прилип к ним, словно обрел там дом. Ее мать теперь была на полу – она выла и перекатывалась, а Си-Си отчаянно хотела остановить ее. Закрыть ей рот, заставить замолчать, иначе соседи снова вызовут полицию и ее мать опять увезут. А Си-Си останется одна в окружении посторонних людей.