Смертельный холод

– Если не считать избытка никотиновой кислоты, она была здоровой сорокавосьмилетней женщиной с небольшим избыточным весом. Она рожала. Менопауза еще не наступила. Все очень естественно и нормально. Ноги обожжены от удара током, на руках пузыри, повторяющие форму трубки, образующей спинку стула. Чуть выше на руке маленький порез, но он старый и почти затянувшийся. Все соответствует смерти от поражения током. Кроме одного – никотиновой кислоты.

Гамаш подался вперед, снял очки и тихонько постучал ими по папке:

– И что это такое?

– Витамин. Один из витаминов комплекса В. – Доктор Харрис подалась вперед, и теперь они сидели лицом к лицу. – Его прописывают при высоком холестерине, некоторые принимают его, думая, что он улучшает мозговую деятельность.

– А он может?

– Никаких научных данных на этот счет не имеется.

– Тогда почему люди так думают?

– Покраснение лица – вот что он вызывает. Видимо, кто-то решил, что это означает приток крови к мозгу, ну а дальше можно догадаться.

– Улучшение мозговой деятельности.

– Разве это не очевидно? – Она неприязненно покачала головой. – На это покупаются лишь люди с явно ухудшенной мозговой активностью. Обычная доза составляет пять миллиграмм. Этого достаточно, чтобы немного поднять давление и повысить частоту сердцебиения. Как я уже сказала, доктора нередко выписывают никотиновую кислоту, но ее продают и без рецепта. Сомневаюсь, что тут можно перебрать. Эту кислоту даже добавляют в некоторые овсяные завтраки. Никотиновую кислоту и тиамин.

– Если обычная доза пять миллиграмм, то сколько приняла Си-Си?

– Двадцать.

– Ничего себе! Сколько же нужно съесть овсянки?

– «Геркулес» среди подозреваемых?

Гамаш рассмеялся, морщинки в уголках его глаз собрались в обычные складки.

– И что с ней сделали эти двадцать миллиграмм? – спросил он.

– Вызвали сильный приток крови. Классический прилив. Потливость, изменение цвета лица. – Доктор Харрис подумала немного. – Я не очень знакома с этой областью, так что посмотрела в фармацевтическом справочнике. Никотиновая кислота не представляет опасности для здоровья. Неприятные ощущения – да, но ничего опасного. Если кто-то рассчитывал ее этим убить, то сильно промахнулся.

– Нет, я не думаю, что промахнулся. Он таки убил ее. А никотиновая кислота была его сообщником. Си-Си де Пуатье была убита током, верно?

Доктор Харрис кивнула.

– И вы больше любого другого знаете, как это трудно.

Она снова кивнула.

– А особенно посреди зимы. Ей нужно было не только дотронуться до источника тока, но еще и стоять в луже в сапожках с металлическими шипами и…

Он не закончил фразу. Доктор Харрис на несколько секунд задумалась. Попыталась представить сцену, которая была перед его мысленным взором. Женщина стоит в луже у стула, протягивает…

– Руки. Она должна была снять перчатки. Вот как это случилось. А я решила, что вы просили уделить больше внимания крови, потому что подозревали отравление.

– Перчатки. Я и сам себя спрашивал, почему она сняла перчатки. Почему кто-то на таком морозе стал бы снимать перчатки.

– Ей было жарко, – сказала доктор Харрис.

Она любила свою работу, но завидовала способности Гамаша и Бовуара собирать воедино отдельные части пазла.

– Кто-то во время завтрака подсунул ей столько никотиновой кислоты, что у нее случился прилив. Сколько нужно времени, чтобы кислота начала действовать? – спросил Гамаш.

– Минут двадцать.

– Как раз в то время, когда она будет смотреть матч по кёрлингу. В какой-то момент ей стало жарко, она сняла перчатки и, возможно, шапочку. Завтра у нас будут фотографии, и мы увидим.

– Какие фотографии?

– Там был фотограф. Си-Си наняла его, чтобы он сделал ее рекламные фотографии среди простого народа. Его пленки завтра будут в лаборатории.

– Зачем ей это понадобилось?

– Она была дизайнером, этакой мелкой Мартой Стюарт[75]. Издала книгу. Думала издавать журнал. Для этого нужны были фотографии.

– Я и понятия не имела.

– Почти никто об этом не знал. Но она выдавала себя за успешного и энергичного предпринимателя. Как и у Марты, ее бизнес вышел за пределы рекомендаций, в какой цвет красить стены, – кстати, в белый, – и трансформировался в некую жизненную философию.

– Звучит отвратительно.

– Не могу ее понять, – признался Гамаш, вальяжно откидываясь на спинку стула. – То ли она совершенно потеряла связь с реальностью, то ли в ней было какое-то благородство. У нее была мечта, и она следовала ей. И плевать она хотела на все сомнения.

– Вы согласны с ее философией?

– Нет. Сегодня я говорил кое с кем, и этот человек отозвался о мадам де о Пуатье как о Франкенштейне. Я думаю, это довольно точное определение. Да что говорить, в этом деле аллюзии с Франкенштейном возникают постоянно. Кто-то тут говорил о жителях деревни, которые празднуют смерть чудовища, как во Франкенштейне.

– Чудовище звали не Франкенштейн, – напомнила ему доктор Харрис. – Доктор Франкенштейн создал это чудовище.

Слушая ее, Гамаш почувствовал, как что-то напряглось у него в груди. В этом что-то было. Что-то такое, к чему он приближался на протяжении всего расследования, но так и не мог подойти.