Она отступила на шаг от очередной, набежавшей на пляж волны, затем достала мобильный телефон, прочла при лунном свете номер с карточки, и набрала его.
— Юранов, слушаю, — голос офицера не был заспанным, да и ответил он незамедлительно.
— Я согласна, — произнесла Лада. — Не будем тянуть до утра, подъезжайте, обсудим подробности.
Она пробуждалась, уже вполне осознавая краешком сознания, что находиться очень далеко от Земли, от дома.
Отправляясь в космическое путешествие, она прошла ряд исследований и согласилась на введение в организм колоний наномашин.
В условиях длительного перелета только высокотехнологичные микроскопические аппараты поддержания жизни могли обеспечить процессы криогенного сна.
Мысль радостная и одновременно — тревожная, билась где-то на периферии сознания.
Что-то не пускало ее в реальный мир окончательного пробуждения, обретения полной власти над телом и сознанием, удерживало на зыбкой грани, заставляя стать сторонним наблюдателем странных событий, происходивших на Земле еще до старта колониального транспорта.
Лада недоумевала, но ничего не могла поделать: незримая сила заставляла ее воспринимать стороннюю информацию, словно то было обязательным условием окончательного пробуждения.
Тихая стылая, туманная осенняя ночь кружила над зданиями Академического городка.
Кирилл с подружкой забрел сюда случайно.
Или ему казалось, что случайно, а на самом деле ноги несли его, как преступника на место совершения чудовищного деяния?
В чем же чувствовал свою вину молодой, с вида благополучный человек?
Он был пьян. Настороженная тишина вокруг, немые стены знакомых с детства зданий, казалось, кричали вслед: ты предал все, чем жил. Предал близких, предал свои и их мечты, променял их на лживую страсть, которая вскоре потухнет, как подернутые пеплом угольки костра, над которым моросит нудный дождь жизненных проблем.
Остатки совести и рассудка еще пытались сопротивляться, указать, что он не вправе пользоваться полным доверием отца, и приводить, кого не попадя, в секретные лаборатории.
Я же не стану делать ничего дурного, только покажу ей, — он искоса посмотрел на свою подружку, ради которой, словно в приступе сумасшествия, бросил учебу в академии, променяв ее на беспутный, вскруживший голову образ жизни, быстрый, словно украденный у себя самого секс, и постоянное гнетущее напряжение предчувствия неминуемой расплаты…
— Пойдем, — он грубо схватил ее за руку, потащил за собой, впрочем, подружка и не сопротивлялась, не менее пьяная, чем Кирилл, она все воспринимала с идиотичным смехом.
— Тише, — он приложил свой пропуск к сканирующей поверхности устройства допуска, и через секунду двери отворились перед ним.
— Вперед.
Она огляделась. Где-то тут наверняка есть видеокамеры наблюдения.
— Нас не заметут? Что мы вообще тут забыли?
— Не заметут. Только руками ничего не трогай и громко не разговаривай.
— А зачем мы сюда вообще пришли, если ничего трогать нельзя?
— Я покажу тебе искусственный разум.
— Да? — с недоверием переспросила она. — А что это такое?
Кириллу бы остановиться, но он не мог. Здравый смысл не руководил его действиями на протяжении последних двух недель, иначе он хотя бы сейчас задумался бы — разве можно променять свою жизнь на несколько минут торопливого секса?
Подсознательно он, конечно, понимал, что вляпался, увяз по уши, потому и пил, тяжело перенося обиду и отвращение, которые должен бы испытывать к самому себе, на тех, кто не принимал ровным счетом никакого участия в его стремительном моральном падении.
— Сюда, — сипло выдохнул он, вторично прикладывая пропуск к сканеру, теперь уже расположенному на двери сектора лабораторий искусственного интеллекта.
ЭКАЛ спал.
Все приборные панели в испытательной лаборатории Искусственного Интеллекта были погашены.
Взгляд обежал тонущее в сумраке знакомое до боли помещение. На душе стало неуютно, но поползновения совести заглохли под искусственно вызванным приливом ярости.
Как глупо, почти нереально все происходило. Последний шаг за черту. Шаг, определяющий дно пропасти, в которую он упал.
Палец Кирилла коснулся сенсора активации системы.
— Зачем мы сюда пришли? — она попыталась расстегнуть его одежду, но Кирилл отмахнулся в приступе необъяснимого бешенства.
Сейчас он был зол на весь свет, не понимая, что по-настоящему злится лишь на себя.