Смертельный лабиринт

Аккуратно обутые в целлофановые боты поверх обуви, они не хотели наследить — в прямом смысле. Паркет блестел, как новый. В пепельницах — в комнатах и на кухне — ни окурка. Хотя хозяин квартиры курил, видели, когда он садился в свою «Мазду», — сперва закурил, приспустил левое стекло в машине, а потом только стал прогревать двигатель. В ведре для отходов под раковиной на кухне — тоже почти стерильная чистота, целлофановый пакет, надетый на края ведра. Похоже, что, уходя, Рутыч все свое, то есть мусор, уносит с собой. Или за него это делает кто-то другой.

Короче говоря, уже через пять минут напряженного поиска в ящиках письменного стола, в шкафах в комнатах и на кухне ничего указывающего на профессию господина Рутыча обнаружено так и не было. Вот что значит — аккуратист! В карманах одежды в шкафу и на вешалке в прихожей — пусто. Ну так же просто не бывает, чтоб ничего! И — тем не менее…

На нескольких книжных полках, висевших на стене, сбоку от письменного стола, книги — сплошь по юриспруденции. А одна полка выделена целиком под путеводители по различным российским городам центральных областей. Хозяин, видно, любит путешествовать по Золотому кольцу и вокруг него. Другой литературы не было. Романов Рутыч не читал.

Ничего особо выдающегося не оказалось и на стенах. Несколько живописных этюдов в рамках — на стене в кабинете, где была одновременно и столовая, если в квартире собирались гости. На это указывал круглый стол посредине комнаты, накрытый вышитой скатертью, и несколько стульев. А над письменным столом на стене — еще небольшой фотографический портрет, тоже в рамке и под стеклом. Это была фотография — сыщики уже знали, Грязнов показывал — Зои Воробьевой. Красивая девушка, задумчивая. Но интересно, что снимок висел в квадрате слегка выцветших обоев, который был больше этого фото. Значит, прежде здесь занимала место другая фотография. Следов этой, другой, сыщики нигде не обнаружили. Ну правильно, с глаз долой — из сердца вон!

Оставалось расписаться в собственной неудаче и заняться установкой техники. Ну это уж дело привычное. Вот заодно уже сегодня вечером можно будет проверить предположение относительно тех, кто помогает Рутычу вести домашнее нехитрое хозяйство. Кто-то ж должен прийти.

Покинули помещение так же, как и вошли, — бесшумно. Никаких консьержек в подъезде этого большого и серого, выстроенного буквой «П» дома не было. А входная дверь открывалась запросто, стоило лишь посмотреть на три вытертые добела бывшие черные кнопки кодового устройства. Не трусливый народ здесь жил. А может, просто как-то интуитивно ощущалось здесь близкое соседство — в соседнем квартале — знаменитой Бутырской тюрьмы? Так называемого известного на всю Россию следственного изолятора № 2. А что, вполне…

Петухов остался в машине, дежурить, а Гуляев пешком отправился к метро, благо здесь было совсем близко до «Менделеевской», пообещав вечером сменить товарища. Или как там распорядится Вячеслав Иванович.

Он прекрасно все понимал, это отчетливо видел Климов. И представляться не потребовалось. Едва Сергей Никитович вошел в небольшой кабинет Рутыча, на двери которого была золотистая табличка: «Заместитель генерального директора», как Рутыч поднялся, вышел из-за стола и без всякой тени угодничества, твердым голосом произнес:

— А мы знакомы. Вы изволили мне в физиономию ткнуть своим удостоверением. На кладбище, помните?

— Вы так посмотрели, что я просто счел необходимым представиться. Извините, если вы восприняли мой жест, как «ткнул». Не имел охоты. И был я там не по собственной воле… Ну ладно, оставим это. У прокуратуры к вам несколько вопросов. Я специально не стал вас вызывать повесткой, чтобы не поднимать ненужного шума, который может отразиться на вашей деятельности. Вы разрешите?

— Да-да, конечно, садитесь, пожалуйста.

Без почтения, без улыбки и без страха.

— Мои коллеги в настоящее время находятся в Нижнем Новгороде, может быть, вам уже известно об этом… — Климов сделал паузу, чтобы дать возможность Рутычу ответить: да или нет.

— Да, я в курсе. Разговаривал по телефону. Я ж ведь отлично знал Леню. Мы были ближайшими друзьями…

— Это нам известно. Вот меня и попросили побеседовать с вами и выяснить ваше отношение к происшедшим печальным событиям. Может быть, у вас есть предположение, кто мог так ненавидеть Морозова, чтобы убить его? Вы знали его характер. Были ближе — в Москве все-таки. К вам в те трагические дни приезжала, видимо, как к ближайшему другу, невеста Леонида. Это все известно. Она уже сообщила следствию. Но чтобы наш разговор имел хоть какое-то юридическое значение, вы понимаете, сами — юрист, я буду заполнять протокол допроса свидетеля, а вы потом посмотрите. Нет возражений?

— Делайте как положено. Но только вряд ли я скажу вам что-то новое. Живя почти рядом, мы с ним стали отчего-то очень далеки. Разные интересы, отсутствие времени. Так, созванивались, не больше. Правда, нередко, но по общим событиям — праздникам, приветы от родных и знакомых — обычное дело…