Смертельный любовный треугольник

– Человеконенавистник? Откуда ты знаешь? И за что ему так ненавидеть людей? Нет, Гоша, тут что-то не так, понимаешь, я чувствую, здесь что-то не так… И не можем мы так просто уехать, Гоша, это будет предательство, предательство самих себя и своих принципов, – как в заклинании повторяла Катя. – Что мы ему сделали? За что он нас? Как мы сможем жить дальше, зная, что нам ни за что ни про что плюнули в самую душу? Мы должны выяснить, разобраться… Ведь мы всегда с тобой старались быть честными, объективными, справедливыми – и вдруг… За что, за что, Гоша?

– Что ты предлагаешь, маленькая? – пытался успокоить Катю Георгий.

– Может, нам вернуться к нему? Попробовать поговорить? Объясниться?

– Это нереально!

– Но если мы сейчас уедем, нам плохо будет, Гоша. Мы словно убежим от какой-то правды, от какой-то ужасной тайны – без понимания, без попытки вникнуть в нее, принять или отринуть. Нас оскорбили? Унизили? И вот – мы бежим? Как же так, Гоша?!

И они остались.

К вечеру Егор решил-таки проверить плетушки и жерлицы…

Но каково было его изумление, когда, выйдя с тропы на лужайку, выйдя смело, уверенно, как и подобает хозяину здешних мест, он увидел в кустах все тот же проклятый красный «Москвич», а рядом – мужчину и женщину, которых… которые… Кровь хлынула Егору в голову, и он пошел на них, почти рыча:

– Да вы что, мерзавцы! Я же вам сказал. Я же предупреждал вас… – Он подходил к ним медленно, с широко растопыренными руками (словно и руки были в изумлении), а они, как загипнотизированные, сидели на траве и невольно прижимались друг к другу. – Я же предупредил тебя, козел, – Егор схватил Георгия за куртку, у самого горла, и, как пушинку, приподнял над землей, – чтобы и духу вашего здесь не было… А ты…

– Но позвольте, – начал было Георгий, отдирая клешни Егора от скрученной в жгут куртки, – кто вы такой, чтобы…

– Что?! – взревел Егор. – Я здесь живу, я хозяин… А вот вы, козлы, что тут делаете? Какого хрена ездите? Что надо на этой земле, а?! – Он изо всех сил тряс Георгия за грудки. – И так обосрали все вокруг, жить нечем, так еще ездят на своих машинах, лезут в любые щели, как тараканы, только чтоб испортить, изгадить, испоганить… Кто вас звал сюда? Кто позволил лезть в чужую жизнь? Кто просил приезжать на это место?

– Но у нас, кажется, нет монополии на землю… – бормотал в испуге и растерянности Георгий. – Каждый может приехать, куда хочет, не запрещается…

– Что? Что ты сказал?! – еще сильней, исступленней стал трясти его Егор. – Да я здесь каждую травиночку вынянчил, каждую пядь земли потом полил, каждую извилинку Чусовой берегу и лелею, а вы, мерзавцы, приезжаете на машинах, делаете что хотите, а потом уезжаете?! Да ты свой, свой кусок земли найди, прикипи к нему, потом полей, обиходь его – а тогда красивые слова говори, падла! Да я тебя…

И тут завизжала, закричала в неистовстве Катя:

– Оставьте его в покое! Что вы схватили его? По какому праву? Вы слышите: оставьте его в покое!

Может, не закричи она этих слов, ничего бы дальнейшего и не случилось, но от крика ее Егор совсем обезумел и так встряхнул Георгия, отшвырнув его в сторону, что… То есть он отшвырнул Георгия и повернулся к Кате, чтобы и ее поучить малость, дать пару раз по морде, чтоб навсегда забыла дорогу сюда, стервочка… Но… Тут-то и случилось то, чего никто, конечно, не ожидал: Георгий, отшвырнутый страшной силой к сосне, ударился головой о ствол, верней – не головой ударился, а врезался правым виском в грубый острый короткий сучок и, прохрипев что-то странное, нечленораздельное, вытаращив в безумии от происходящего с ним глаза, рухнул под сосну, обливаясь кровью.

Умер он сразу, в минуту, хотя кровь тонкой струйкой продолжала бежать и бежать из его виска.

Егор с Катей, не веря глазам своим, оба стояли, как вкопанные, онемели от случившегося.

– Вы убили, убили его! – закричала наконец Катя и бросилась к Георгию. – Гоша, Гоша, – трясла она его. – Гоша, что с тобой, Гоша… открой глаза, милый, хороший… открой, ну же, Гоша!

Но Георгий был мертв, и голова его безвольно падала на обмякшей шее, когда Катя пыталась приподнять Георгия.

– Негодяй! Мерзавец! Подлец! Убийца! – Катя поднялась с места и, сжав кулачки, с побелевшими губами, пошла на Егора. – Вы убийца, убийца! Убить такого человека, Господи… такого человека!..

И тут Егор все понял; все осознал; во всем прозрел; и двинулся навстречу Кате.

– Что вы, что… – вдруг отшатнулась Катя, увидев его черные угрюмые глаза, а в них – слепую безжалостную решимость.

Он шел на нее молча, сосредоточенно, с мрачной безысходностью.

– Не надо… – просительно прошептала Катя. – Пожалуйста… – Она все поняла и в ужасе закрыла лицо руками.