Смертельный отсчет

– Мистер Спок, пожалуйста, переведите наши фронтальные фазеры в режим непрерывного излучения с максимальным сектором захвата. Измените их частоту, чтобы сбить поляризацию ударов орионских фазеров. Обязательно прикройте область фронтальных фазерных батарей и район повреждения нашего корпуса.

Спок ответил капитану с легким укором в голосе:

– Так это стандартная процедура – применение фазеров для организации защиты путем нарушения поляризации атакующих импульсов противника, капитан.

– Я знаю, Спок. Но мы уже давно не применяли этот трюк. – Он едва заметно улыбнулся. – Я просто хотел убедиться, что вы помните.

Спок, как и следовало ожидать, никак не прореагировал.

Настойчивый сигнал от системы коммуникации привлек внимание Кирка, как только Спок повернулся к своей панели.

– Мистер Голдстайн? – Он встревоженно оглянулся через плечо. – Есть проблемы?

– Да, сэр... – Голдстайн поднял голову, придерживая одной рукой наушники и глядя на капитана растерянным взглядом. – Мы только что потеряли два локационных сигнала от скафандров, сэр. Теперь у нас нет контакта с людьми из челнока.

* * *

Оставшись один на борту "Хоукинга", Чехов примерно десять минут провел в тщетных попытках освободиться одной рукой от стеснявшей его медицинской повязки. Затем, не выдержав, он разразился целым потоком грубой брани и сердито пнул ногой попавшийся под ноги шлем.

К тому времени, когда Павел в изнеможении опустился в пассажирское кресло, повязка вокруг шеи была уже так перекручена, что ему стало трудно дышать. Маккой, черт его побрал, оказался более предусмотрительным, чем он мог предполагать. Благоразумно не объявляя о своих намерениях, он закрепил повязку Чехова таким образом, что снять ее без помощи другой руки было невозможно. Перехватывавший грудь пояс плотно прижимал руку к телу. Чехов не мог дотянуться до пряжки, чтобы ослабить его, и ему никак не удавалось сбросить обхватывающую шею повязку, потому что он не мог поднять руку. Отчаяние и страх снова овладели им. В раздражении он ударил ногой кресло, не имея возможности сделать что-нибудь конструктивное.

Если бы он не отдал свой фазер Зулу, то можно было бы попытаться пережечь повязку на груди в режиме малого нагрева. Ситуация складывалась так, что ему негде было найти даже простого ножа, чтобы сразиться с опутавшими его повязками. Даже уродливые осколки металла, усеявшие пол в кладовой для хранения скафандров, оказались переохлажденными в жидкой азоте и слишком ломкими. Вот разве только...

Чехов замер и повернулся в кресле, печально рассматривая следы разрушений в задней части челнока. Серебристо-белые лужицы жидкого азота все также появлялись откуда-то из кладовой для скафандров. Азот испарялся со странным шипящим звуком, оставляя полую корочку льда на палубе. Вытянув ногу, Чехов осторожно наступил на побелевшую от изморози металлическую полоску, и она тотчас же рассыпалась в пыль под его ботинком.

Впервые после взрыва в сознании Чехова сверкнула настоящая надежда. Он прошел по проходу за своим кителем и обмотал его вокруг руки. Получился громоздкий узел, однако Чехов мог успешно двигать пальцами внутри. Ему удалось поднять с пола металлический осколок, не обжигая пальцы. Ткань кителя затрещала от соприкосновения с переохлажденным предметом. Чехов старался не думать о том, как быстро холод доберется до его тела. Присев на корточки рядом с дверью кладовой, он принялся сгребать тоненький слой жидкого азота. Согретая теплом его тела жидкость испарилась, не успев даже пробежать по всей ширине нагрудной повязки. Однако под сияющей ледяной корочкой слышалось легкое шипение нейлоновых волокон, и едва ощутимое прикосновение азота, попадавшего на кожу, щекотало нервы Чехова. От второй микроскопической порции на повязке появилась достаточно широкая замерзшая полоса. Чехову стоило только перегнуть повязку, и хрупкие от холода волокна переломились.