Смертельный рейв (СИ)

Между тем, стрелка уровня топлива в баке склонилась влево, и над нею требовательно замигала лампочка «Пустой», как будто весь мир ополчился против Дэвида. Он остановился возле ближайшей заправки, пересчитал деньги, после чего залил два галлона^[4] бензина и купил холодный сэндвич.

Куда ехать дальше? Перед ним раскинулись север и юг, запад и восток, сулящие одинаково безрадостные перспективы нелёгкого существования без родительской поддержки. К тому же, бак на три четверти заполнен воздухом. Музыканты неоднократно воспевали романтику бродячей жизни, но финансовую сторону подобных путешествий они всегда обходили стороной. Дэвид почувствовал, как его охватывает настоящая паника. Поддавшись эмоциональному порыву, он наделал серьёзных глупостей, так что теперь ему не представлялось возможным найти достойное решение проблемы. Впрочем, стоя на месте, он ничего бы не изменил, поэтому подросток кое-как съел половину сэндвича (на самом деле с настоящим сэндвичем его несъедобный сородич, пожалуй, не имел ничего общего) и завёл двигатель.

Дорога разворачивались, подобно движущейся навстречу конвейерной ленте с нанесённой на неё разметкой. Колёса накручивали последние мили до места неизбежной трагедии.

Рэй

Сознание Рэя, подобно джинну из волшебной лампы, оказалось заточённым в тесном пространстве черепной коробки, изолированной от внешнего мира всеми органами чувств. Подросток пребывал в безмолвном мраке, словно его поместили в камеру сенсорной депривации. Он даже не догадывался, какая борьба развернулась за его жизнь там, снаружи, над телом с ослабленным пульсом и непрестанно опускающимся давлением. Теперь он как будто отстранился от физической оболочки, утратив связь между тем, что обычно видел в зеркале, и между тем, кто воспринимал это отражение как собственное «я».

В памяти возникали смутные обрывки — даже не визуальные образы, а фрагменты звуков, — но он никак не мог за них ухватиться. Среди всех прочих выделялся один, оглушительно-резкий, вызывающий неприятные ассоциации. Впрочем, идентифицировать его почему-то не удавалось. Вероятно, в голове срабатывал сложный механизм, и в определённый момент нейронные цепи обрывались, отсекая нужную информацию. В результате определённых мысленных усилий сформировалась причинно-следственная связь: звук (очень громкий) — ощущение (пронзительная боль) — запах (меди или чего-то подобного). Затем несколько вспышек, схожих с подъёмом на поверхность, среди которых удавалось различить отдельные голоса.

…осторожнее…

…кажется, он ещё дышит…

…в реанимацию…

Но находиться на глубине было гораздо комфортнее, потому что у поверхности возникали весьма болезненные ощущения. Глубина дарила покой и безмятежность. Укутавшись в неё, как в тёплое одеяло, Рэй (впрочем, имя для него ничего не значило) пребывал в пограничном состоянии между бытием и смертью.

Его хотели вытащить наружу, чтобы он мучился, поэтому ему приходилось нырять ещё глубже, где привычные понятия распадались на бессмысленные элементы. Теперь сознание превратилось в крохотную трепещущую искорку — в маленького светлячка, запертого в пустой комнате без окон и дверей. Здесь существовал только ужасающий звук, напоминающий о чём-то плохом. Так застревает между соседними дорожками виниловой пластинки игла проигрывателя, снова и снова соскакивая назад и воспроизводя один и тот же музыкальный отрывок. Хлопок — щелчок — хлопок — щелчок — пугающая бесконечность.

…если ты меня слышишь…

Почему этот голос вызывает в памяти приятные переживания? Кому он принадлежит? Необходимо подняться ближе к поверхности, чтобы получить ответы. Перед ним дверь с раскалённой ручкой, за которую следует взяться и приложить усилия, чтобы повернуть её. Она существует лишь в его воображении, но на определённом уровне существования проход через неё реален, потому что он заперт во мраке до тех самых пор, пока не решится встретиться с болью.

Первая попытка становится неудачной. Он ещё не готов принять на себя страдание, возникающее при возвращении во внешний мир.

* * *

Зима пришла без лишних предупреждений, как последнее дыхание, сорвавшееся с уст только что умершего человека. Ночью с неба повалили хлопья густого мокрого снега, тут же облепившего чёрные ветви деревьев, крыши домов и улицы, словно над городом выстрелило гигантское конфетти, в палитре которого оказался единственный цвет — белый. С самого утра на борьбу с почти десятидюймовым слоем осадков выехала вся снегоуборочная техника, но зимняя феерия не прекращалась. Многим хозяевам пришлось оставить автомобили в гаражах и добираться до работы пешком по заснеженным тротуарам. Синоптикам в прогнозах погоды оставалось только отшучиваться по поводу того, чтобы жители во время очередной прогулки не забывали захватить с собой лыжи и снегоступы.

Рэй же ничего этого не видел, потому что продолжал пребывать в бессознательном состоянии, в то время как врачи усердно сражались за его низкие жизненные показатели.