На главной площади сняла кеб на весь оставшийся день. Отсчитав сверх объявленной суммы еще несколько монет, я избавила себя от лишних вопросов. Возница отвез меня в церковь. В этот час она обычно пуста, пришлось постараться, чтобы найти отца Бенедикта. Звонарь, здоровенный и добродушный парень, отправил меня в трактир через дорогу, когда услышал, что дело срочное и не терпит отлагательств. Я сердечно поблагодарила юношу, который был не от мира сего, и побежала в указанном направлении. Войдя в таверну, сразу увидела отца Бенедикта, сидящего за дальним столиком и уплетающего жареную утку. Вот те раз, а как же пост! Не далее как в прошлое воскресение на долгой проповеди он уличал прихожан в чревоугодии.
— Добрый день, — я подошла и громко поздоровалась.
Падре, только собирающийся пригубить кружечку эля, закашлялся и поднял на меня глаза.
— Дочь моя, ты чего так кричишь, — с укоризной заметил он.
— Вы мне срочно нужны!
— Заказать отпевание хочешь, что ль? — отец Бенедикт вытер блестящие от жира губы и причмокнул.
— Надеюсь, что до этого не дойдет, — я помотала головой. — Нужно провести обряд венчания.
— Ну, так запишись у писаря, он покажет вам свободные даты, а чего ты сюда-то приперлась? Нужно еще провести беседы с тобой и женихом, причаститься.
— Вы меня не поняли, — я наклонилась к нему и понизила голос. — Это очень срочно. Я должна выйти замуж до заката.
— Вот оно что, терпелки не хватило, — многозначительно хмыкнул падре. — Ежели ты в положении, так нужно приходить вечером, чтобы никто не видел. А ты, глупая курица, пришла в людное место и кричишь об этом на весь свет. Вот молодежь пошла, ничего уже не стыдятся.
— Причины скоротечного брака предпочитаю оставить при себе, — заявила я. — Но за то, что вы любезно согласитесь пойти мне навстречу, я сделаю щедрое пожертвование.
Я помахала перед его носом кошельком с оставшимися купюрами.
— Тридцать фунтов, думаю, вполне себе компенсируют некоторые неудобства.
Отец Бенедикт коротко кивнул.
— Ну что ж, я человек добрый, пойду навстречу влюбленным. К какому часу вас ждать?
— Думаю к десяти, не раньше, — сожалением выдохнула я.
— Хорошо, а теперь ступай, дочь моя. Не мешай обеду, — махнул падре рукой. — И вот еще что, какие имена ставить на документах, я велю писарю подготовить заранее бумагу.
— Каринтия Эвинсель, — я обернулась, уже собираясь уходить.
— А жениха?
— Пока не знаю, оставьте пустое место.
Под недоуменным взглядом я развернулась и отправилась к выходу.
ГЛАВА 2
На улице ярко светило солнце, но настроение у меня было мрачнее грозовой тучи. Оставалась самая трудная часть безумного плана, и чем ближе я к ней подходила, тем больше угасал мой пыл. Пытаясь сбросить с себя накатившую тревогу, я дернула плечиком и, гордо вскинув голову, зашагала к кэбу.
— На Карнаби-стрит, пожалуйста! — крикнула я вознице. Мужчина, дремавший на козлах в надвинутой на глаза кепке, встрепенулся и сел прямо. Послушно кивнув головой, он натянул поводья и направил пегую лошадку в указанном направлении. Через полчаса мы остановились перед великолепным старинным особняком прошлого века. Тогда модно было надстраивать остроконечные башенки по углам, архитекторы утверждали, что современные дома перенимают дух и романтику древних рыцарских замков.
Я самостоятельно спрыгнула с подножки и, судорожно вздохнув, направилась ко входу. Постучав в дверной молоток, замерла в ожидании. Через несколько мгновений до меня донеслись звуки шаркающих шагов и дверь распахнулась. На пороге стоял высокий пожилой дворецкий в черной ливрее с серебряной оторочкой, фамильные цвета семьи Бошан.
— Слушаю вас, мисс, — учтиво осведомился он, не забыв пренебрежительно поджать губы.
— Сообщите вашей хозяйке, что к ней пришла мисс Эвинсель, — попросила я, напряженно сжав в руках ридикюль. Если этот напыщенный осел заупрямится, придется прорываться в дом с боем.
— Боюсь, леди не сможет вас принять, — лицо дворецкого было непроницаемым, хотя мы оба знали, что он врет.
— Сообщите о моем визите, — с нажимом сказала я, пытаясь придать голосу стальные нотки.
— Альберт, кто там?
Из глубины холла послышался знакомый мелодичный голос. У меня даже коленки подкосились от облегчения.
— Эмма, это я! — закричала я что было сил, надеясь, что она меня услышит.
Альберт, поняв, что его маневры выдворить меня не удались, с сожалением приоткрыл дверь, впуская незваную визитершу внутрь.
Масштабы гостиной меня впечатлили, хотя один раз я уже видела эти хоромы. Я осторожно ступала по идеально начищенному паркету, в котором при желании можно было увидеть собственное отражение. Вечером, когда наступали сумерки и сквозь огромные решетчатые окна просачивался свет от заходящего солнца, пол казался глубоким озером. Эмма рассказывала, что долго привыкала к такому эффекту и боялась замочить туфли.