Смертельный танец шамана

Я ее не застал. Разыскав в книге фамилию Демонжо, портье скользнул взглядом по доске с ключами и отрицательно покачал головой. Я расстроился. Сегодня был явно не мой день.

Послонявшись с букетом роз по близлежащим торговым точкам, я забрел в Гастдтте [Gaststdtte (нем.) – столовая, забегаловка], где слопал какой-то странный рассольник, запив его пивом, и еще раз повздыхал о превосходной кухне "Блудного сына" Потом предпринял вторую попытку повидаться с Изабель. Однако портье, в этот раз даже не взглянув на доску с ключами, состроил отрицательную мину. Я вздохнул. Розы уже утрачивали свою первозданную свежесть.

Я повернулся, чтобы уйти, и тут же столкнулся со своей мадам. Она была в легком желтом платье и шляпке, особенно удачно оттеняющей необычный цвет ее волос. Только желтых роз ей и не хватало.

– О, господин Мегрю! – воскликнула она. – Русский Мегрю. Кого я знаю из русских мегрю? – Она напрягла память. – Майор Пронин! Верно?

– Еще удивительно, что вы вообще слыхали это имя.

– Я очень люблю русскую литературу и русский народный фольклор.

– Тогда мы могли бы найти много общих тем для разговора.

Она огляделась по сторонам.

– Поговорим здесь?

В последний момент мне удалось подавить возглас разочарования. Сегодня не мой день! Не мой! Не мой! Но потом в голову пришла спасительная идея.

– А цветы! Розы нужно немедленно поставить в воду, иначе они завянут.

– Верно, – согласилась она. – Придется подняться в номер. Комната у нее была достаточно скромной: без балкона и

ванной. Имелись только туалет и душ. Мебель – светлая, на полу

– ковровое покрытие серого цвета в крапинку. Она наполнила водой вазу, скучавшую на письменном столе, и опустила в нее цветы.

– Выпьем чего-нибудь? – предложила она.

– С удовольствием.

В баре нашлась бутылка итальянского вермута. Изабель разлила его по бокалам. Я терпеть не могу крепленые вина, но вермут неожиданно показался мне приятным. Я воспринял это как добрый знак.

– О чем поговорим? – она отхлебнула из своего бокала. – О Льве Толстом? О Достоевском? О русской народной традиции?

– Лучше о культурно-криминальной группе "Фокстрот", – отозвался я. – И о Дервише.

Она вздрогнула.

– Неужели все русские детективы столь прямолинейны?

– Не все, – возразил я. – К примеру, мой напарник Джаич любил разводить турусы на колесах, позаниматься словоблудием. Только где он сейчас?

– Словоблудие, – медленно повторила она. – Интересное слово.

Несмотря на вермут, совершенно не чувствовалось, чтобы между нами росло взаимное влечение. Влечение оставалось односторонним и это заставляло меня становиться все более агрессивным.

– Итак, Дервиш, – произнес я, словно бы подводя черту подо всем ранее сказанным.

– Дервиш, – повторила она и снова сделала глоток. – По-моему, наиболее яркий образ дервиша в литературе создан в восточной сказке "Аладдин и волшебная лампа". Это, конечно, не русский фольклор. Не Иванушка-дурачок, не Илья Муромец, не Василиса Прекрасная. Но "Аладдин" на Руси всегда пользовался любовью, и вы, наверняка, помните, чего хотел Дервиш?

– Обладать волшебной лампой.

– Верно.

– Вы хотите сказать, что где-то среди антиквариата имеется такая же лампа и Дервиш разыскивает ее?

Изабель поморщилась.

– Попытайтесь избежать буквального восприятия, Мишель.

– Боюсь, вы стремитесь придать этой истории интеллектуальную окраску, а налицо – уголовщина чистейшей воды.

– Восприятие, – повторила она. – Все зависит от восприятия. Воссозданная на интеллектуальном уровне, любая история имеет интеллектуальную окраску… Знаете, что такое злой гений? Когда графиня состарилась, моя мама (она сделала ударение на втором слоге – мама‹) ежевечерне читала ей вслух. Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина… И они частенько рассуждали о злом гении. Так вот, Дервиш – не тот, из сказки, а нынешний, – самый настоящий злой гений.

– В каком смысле? – Ей уже полностью удалось околдовать меня.

Изабель поставила на стол бокал с вином и откинулась на диване, положив ладони под голову.

– Чего желал Дервиш? – спросила она.

– Какой?

– В сказке.

– Я ведь уже говорил: завладеть волшебной лампой.

– Правильно. Но зачем?

– М-м-м… Чтобы распологать возможностью повелевать джином.

– А это зачем?

– Чтобы добиться богатства и могущества.

– Но если богатство и могущество уже есть, что случается с лампой?

– Не знаю, – пробормотал я. – В сказке об этом ничего не сказано.

Однако она моих слов будто и не расслышала.

– И, самое главное, что случается с джином? Ведь джин не является рабом человека, он – раб лампы. И выполняет желания человека лишь постольку, поскольку тот – обладатель лампы. Реши эту интеллектуальную задачку, Мишель, и от тебя больше ничего не потребуется.

Я заметил, что Изабель изящно и непринужденно перешла на ты. Но совершенно не понял, каким образом оказался рядом с ней. Я поцеловал ее в шею, и она вздрогнула.

– Мы совершенно позабыли о главном персонаже, – прошептала она, и я вновь поцеловал ее в шею. Мне больше не хотелось говорить, я тяжело дышал. – Как его зовут? – произнесла она и сама же ответила: – Аладдин. Что сделал Аладдин? Убил Дервиша.