На следующее утро Грон вызвал одного Сайторна. Когда тот вошел в кабинет, Грон поспешно свернул карту Горгоса. Сайторн понимающе улыбнулся. Грон отреагировал на его улыбку спокойным взглядом. Он решил, что отныне и надолго ни один человек не будет знать о его делах больше того, чем ему было необходимо для эффективного выполнения своей доли работы. Даже если кто-то сочтет это оскорбительным по отношению к себе. В его мире это была обычная практика режимных предприятий. А у Сайторна не было никакой необходимости знать о маршруте, которым Грон собирался двигаться по Горгосу.
— Какие проблемы?
Сайторн неопределенно пожал плечами:
— Пока никаких, — и, помолчав, добавил: — Если то, что ты собираешься создать, принесет столько же смертей, как до сих пор, то…
Грон изобразил слабую улыбку:
— Это еще не все смерти. В результате оно будет способно на большее.
Сайторн в упор посмотрел на него, тихо спросил:
— А ты уверен, что сможешь… что твоя попытка стоит стольких смертей?
— Нет. — Грон мотнул головой. — Не уверен, но я не вижу другого выхода. Все, что ты и другие до сих пор рассказали мне об Ордене и Творце, убеждает меня, что ничто иное не поможет. Хотя может оказаться, что и этого будет мало. Но что делать? Сидеть и ждать?
Сайторн опустил глаза:
— Теперь каждый раз, когда передо мной сидит человек, я начинаю представлять, как он будет выглядеть спустя полгода работы в руднике. — Он вздохнул. — Мне страшно, Грон.
Тот сумрачно кивнул. Они помолчали.
— Знаешь, — заговорил Грон, — в своем мире я изо всех сил старался держаться как можно дальше от власти. Я считал, что власть невозможна без подлости, преступлений, предательства, всего того, что я больше всего ненавидел. И хотя я сам занимался не вышиванием гладью, но высшая ответственность всегда лежала на ком-то еще. Так что с совестью у меня все было в порядке. Или почти в порядке. Здесь я старался поначалу поступать так же. Но когда я узнал, что у меня на загривке повис этот Орден, то кинулся в бой очертя голову и сам не заметил, как влип. А сейчас я думаю, что, может быть, для всех было бы лучше, если бы они прикончили меня еще тогда?
— Ты прав, и был бы прав еще долго, — безмятежным тоном подхватил Сайторн. И тоном ниже закончил: — Еще девять лет. А потом…
В комнате воцарилась тишина.
— Ладно, — вздохнул Грон, — времени на философию нет. Ты подобрал людей?
Сайторн кивнул:
— Да. На каждый обрабатываемый сектор по три литейщика, пять шлифовальщиков и четыре ювелира. С запасом. Кроме того, есть еще около сотни ремесленников в предварительном лагере. Я их пока придержал и не отправляю на рудник.
— А какие слухи ходят по степи? — полюбопытствовал Грон. Сайторн улыбнулся:
— После того как мы развернули работы в Урочище бродячих Духов, степняки говорят, что твой эликсир тебе делают духи, которым ты скармливаешь пленников и тех, кто посмел тебе перечить. Духи высасывают души и оставляют исковерканные тела. Наверно, они раскопали какой-то могильник.
— Вот и хорошо, — заметил Грон. — Лучше пусть это дело посильнее обрастет слухами.
Они обсудили еще несколько вопросов, и Сайторн ушел Грон снова развернул карту и долго разглядывал ее. Эта карта была, наверно, самой точной и подробной картой Горгоса во всей Ооконе. Над ее составлением трудились сотни людей, по крупицам собирая все, что было известно купцам, матросам и пленным горгосцам об их стране. Это был уже пятнадцатый лист. Самый юг Горгоса. Грон задумался. Почти двадцать лет назад он высадился на берег Элитии, ничего не зная об этой стране и мало что зная об этом мире. Но если тогда впереди у него была целая жизнь, то сейчас он почти физически чувствовал, как убегают отведенные ему минуты. Грон перевернул карту и, придвинув лист бумаги, стал по памяти рисовать все, что запомнил. У него не было возможности таскать в котомке карты Горгоса, но он вполне мог таскать их в своей голове. Раньше при некоторых усилиях ему вполне удавалось это делать. Даже когда он учил карты, скажем, провинции Мверу в Замбии. Хорошо тренированная память не подвела и сейчас. Он рассчитывал, что к утру сможет ориентироваться в любом уголке Горгоса не хуже, к примеру, купца, уже бывавшего в тех краях. А сон… что же, после отоспимся.
На рассвете следующего дня лейтенант Слуй подъехал к калитке в Степных воротах в сопровождении пары каких-то чучел, укутанных в башлыки кочевников. Сделав знак часовому, он с каменным лицом подождал, когда тот оттянет тяжелую створку, и тронул коня. Возвращая створку обратно, часовой, налегая всем телом, потянул за кольцо и с удивлением отметил, что лейтенант со странными спутниками поехали вовсе не по дороге, ведущей к Западному бастиону, и не в сторону степи, а двинулись на юг вдоль берега моря. Впрочем, рассудил часовой, эти спутники смотрелись бы странно с кем угодно, КРОМЕ этого лейтенанта. А потому это происшествие не заслуживало того, чтобы о нем помнить особенно долго, даже до конца смены.
Когда башни Герлена скрылись за поворотом скалы, Грон и Тамор размотали башлыки, а Слуй остановил лошадь. Тамор повернулся к Грону: