Смертельный удар

— Заруби себе на носу, — грубо ответила я, — на этот раз ты не выяснил для меня ничего. Ты перехватил у меня инициативу, а вернул мне ноль. Я привела тебя к финишу, а теперь ты кипятком писаешь. Единственная причина, по которой я вообще звоню тебе, так это стремление сохранить связи на будущее, ибо, поверь, я не слишком заинтересована в разговоре с тобой в данный момент.

Мюррей начал орать, но его чутье истинного газетчика победило. Он притормозил и стал задавать вопросы. Я подумала было, не описать ли ему полуночное путешествие по туманной, едко смердящей Кэлумет или свое страшное состояние души, наступившее после разговора с Куртисом Чигуэллом. Но я не хотела оправдываться перед Мюрреем Райерсоном. Вместо этого я сообщила ему все, что рассказала полиции, дополнив это ярким описанием схватки у котлов с растворителем. Он хотел отправить фотографа на «Ксерксес» и чтобы я показала, где стояла, а потом Долго негодовал по поводу моего отказа.

— Ты — долбаный вампир, Райерсон, — сказала я. — Ты принадлежишь к тому типу ребят, которые спрашивают у жертв катастрофы, что они чувствовали, когда увидели, что их мужья и дети погибли. Я не собираюсь снова тащиться на завод, даже если бы мне дали за это Нобелевскую премию. Чем скорее я забуду это место, тем счастливее буду.

— Хорошо, святая Виктория, иди накорми голодных и обогрей больных. — Он хлопнул трубку.

Все еще ощущая тяжесть в голове, я пошла на кухню и приготовила кофе. Рядом с кофейником Лотти оставила записку, написанную ее тонким четким почерком: она выключила телефон до того, как ушла, но звонили Мюррей и Мэллори. О Мюррее я уже знала, а у Бобби хватило милосердия не гоняться за мной, оставив одно сообщение. Я подозревала, что тут вмешался Мак-Гоннигал, и была ему благодарна.

Я пошарила в холодильнике, но не заинтересовалась никакой диетической пищей Лотти. В конце концов я уселась за кухонный стол, попивая кофе. Сидя на кухне, я позвонила Фредерику Манхейму:

— Мистер Манхейм, это Варшавски, детектив, которая приходила к вам несколько недель назад по поводу Джоя Пановски и Стива Ферраро.

— Я помню вас, мисс Варшавски. Помню все, что связано с этими мужчинами. Был весьма огорчен, прочитав о нападении на вас на прошлой неделе. Это как-то связано с «Ксерксесом»?

Я откинулась в кресле, пытаясь найти удобное положение, чтобы облегчить участь моих больных мышц.

— По странному стечению обстоятельств — да. Что вы думаете о получении кучи материалов, намекающих, что «Гумбольдт, кэмикел» знала о токсичном влиянии ксерсина задолго до тысяча девятьсот пятьдесят пятого года?

Долгое время он молчал, потом осторожно сказал:

— Это не ваша идея так шутить, мисс Варшавски? Я знаю вас недостаточно хорошо, чтобы понять, что вам тут кажется смешным.

— Поверьте, никогда не была менее расположена смеяться, чем сейчас. Я столкнулась с таким проявлением цинизма, что каждый раз, когда думаю об этом, буквально исхожу яростью. Моя давняя соседка по Южному Чикаго сейчас умирает. Ей сорок четыре года, но она выглядит как пережившая страшную войну старуха. И что я действительно хочу знать, мистер Манхейм, так это готовы ли вы организовать и вести расследование во имя сотен бывших служащих «Ксерксеса». Возможно, также и нынешних. Вы должны серьезно подумать об этом. Это займет у вас десять месяцев жизни. Вы не сможете заниматься этим в одиночестве у себя в кабинете. Вам придется нанять специалистов, подключить различные ассоциации и юридический персонал среднего уровня. Вы неизбежно столкнетесь с ярыми охотниками, которые захотят обезвредить вас, ибо почувствуют грядущую расплату за сокрытие фактов.

— В вашем изложении это звучит заманчиво, — успокоенный, засмеялся он. — Я говорил вам об угрозе, которую услышал, когда готовился к апелляции. Не думаю, что у меня есть особый выбор. Я имею в виду, что не знаю, как смогу ужиться со своей совестью, если, получив теперь шанс выиграть это дело, я пройду мимо, чтобы только не лишиться своей спокойной практики. Когда я получу от вас эту кипу бумаг?

— Сегодня вечером, если сможете приехать на Северную сторону. В семь тридцать. Хорошо?

Я дала ему адрес Лотти.

Когда он повесил трубку, я позвонила Максу в госпиталь. После нескольких минут обсуждения моих рискованных приключений, о которых уже сообщили вкратце утренние газеты, он согласился скопировать документы Чигуэлла. Когда я сказала, что подъеду к нему в конце дня, он вежливо запротестовал: ему доставит удовольствие привезти их к Лотти ради меня.

После всего этого я уже не могла откладывать разговора по душам с Бобби. Я застала его по телефону в центральном округе и договорилась встретиться с ним в час. У меня было время отмокнуть в ванне, чтобы расправить свои больные плечи, и позвонить мистеру Контрерасу, заверив его, что я жива, в относительном порядке и вернусь домой утром. Он пустился в долгие взволнованные объяснения, что почувствовал, когда увидел утренние новости. Я мягко перебила его: