Смертельный удар

Я, словно расслабленная, ехала, положившись на везение. Сигнал клаксона на Семьдесят пятой улице мгновенно отрезвил меня. Далее я уже с осторожностью прокладывала свой путь через Джексон-парк, но чуть не столкнулась с велосипедистом, на бешеной скорости переезжавшим шоссе Номер 59. Но даже после этого происшествия стрелка на моем спидометре держалась на семидесяти.

Макс сидел в гостиной с Лотти. Они попивали бренди, когда я появилась. Я судорожно улыбнулась. С видимым усилием я вспомнила, что они сегодня ходили на концерт, и поинтересовалась, получили ли они удовольствие от музыки.

— Великолепно. Квинтет Целлини. Мы познакомились с ними в Лондоне, когда они только начинали после войны. — Макс напомнил Лотти про вечер в Уигмор-Холле, когда отключили свет, а они стояли и держали лампы-вспышки над нотами, чтобы их друзья смогли продолжить концерт.

Лотти рассмеялась и добавила к его воспоминаниям свои собственные о том, как она неожиданно выключила лампу.

— Вик! Я не разглядела твоего лица, когда ты вошла. В чем дело?

Я приказала своим губам изобразить улыбку.

— Ничего опасного для жизни. Просто странная беседа, о которой я как-нибудь расскажу тебе.

— Я должен идти, моя дорогая, — сказал Макс, поднимаясь. — Я слишком задержался, наслаждаясь твоим чудесным коньяком.

Лотти проводила его до двери и вернулась ко мне.

— В чем дело, любимая? — Слово «любимая» она произнесла по-немецки. — Ты выглядишь как смерть.

Я снова попыталась улыбнуться. Вместо этого я, к своему ужасу, обнаружила, что всхлипываю.

— Лотти, как мне казалось, я видела все отвратительные вещи, на которые способны люди в этом городе: мужчин, убивающих друг друга за бутылку вина; женщин, плеснувших щелок в лица своих любовников. Не знаю, почему то, что я сегодня узнала, так сильно расстроило меня.

— Вот! — Лотти поднесла бренди к моему рту. — Выпей и приди в себя. Попробуй рассказать мне, что случилось.

Я проглотила его. Он смыл привкус желчи. Лотти держала мою руку, а я выложила ей всю историю… как я обнаружила сходство между молодым Артом и Кэролайн и как подумала, что с его матерью, наверное, должен быть связан отец Кэролайн. Оставалось узнать, имел ли его отец отношение к бабушке Кэролайн.

— Эта часть расследования была не такой ужасной. — Я сделала еще глоток бренди. — То есть я хочу сказать, что это, конечно, ужасно. Но от чего я просто заболела, так это их отвратительное показное благочестие и упорство, с которым они настаивали, что виновата Луиза. Ты понимаешь, как они растили ее? Как строго следили за двумя сестрами? Ни свиданий, ни мальчиков, ни разговоров о сексе. А потом появился брат ее матери. Он приставал к одной девочке, а они позволили ему остаться, чтобы он мог приставать к другой. В результате они наказали ее.

Мой голос перешел в крик. Похоже, я была не в состоянии контролировать свой голос:

— Этого не может быть, Лотти! Этого не должно быть. Я должна набраться сил и остановить все это, чтобы подлость не продолжалась, но у меня пока нет никаких сил.

Лотти обняла меня и молча согревала в своих объятиях. Спустя некоторое время мои всхлипывания иссякли, но я продолжала тыкаться головой в ее плечо.

— Ты не можешь вылечить мир, любимая. Я знаю, что ты способна понять это. Ты можешь одновременно заниматься только одним человеком, и то в очень ограниченный период времени. Тогда для отдельных личностей, которым помогаешь, можно добиться большего эффекта. Только мегаломаньяки, Гитлер и ему подобные, полагают, что они в ответе за жизнь каждого. Ты находишься в нормальном мире, Виктория, в мире несовершенств.

Она отвела меня на кухню и накормила оставшимся от ужина цыпленком, которого пожарила для Макса. Она продолжала подливать мне бренди до тех пор, пока я не начала клевать носом. Тогда она отвела меня в свободную комнату и помогла раздеться.

— Мистер Контрерас… — промямлила я заплетающимся языком. — Я забыла сказать ему, что ночую здесь. Не можешь ли ты позвонить ему вместо меня? Иначе он отправит Бобби Мэллори на осушение озера и расчистку дна.

— Конечно, моя дорогая. Я сделаю это, как только увижу, что ты заснула. Просто расслабься, отдыхай и ни о чем не беспокойся.

Когда я проснулась в воскресенье утром, я испытала головокружение — результат слишком большого количества выпитого бренди и пролитых слез. Но меня посетил первый настоящий сон с тех пор, как на меня напали. Боль в плечах уменьшилась, я больше не ощущала ее при каждом движении.

Лотти принесла «Нью-Йорк таймс», тарелку хрустящих булочек и джем. Мы провели неторопливое утро, углубившись в прессу и наслаждаясь кофе. В полдень, когда я попыталась было рассказывать об Арте Юршаке — о том, как пройти мимо его вездесущих телохранителей и поговорить с ним, — Лотти заставила меня замолчать:

— Сегодня станет для тебя днем отдыха, Виктория. Мы поедем за город, подышим свежим воздухом, полностью отключимся от всех забот. Отложим все, что можно, на завтра.