Смертельный удар

— Это Куртис. Я уверена, что это он побывал здесь днем.

Услышанное насторожило меня, и я снова села:

— Побывал? Я думала, что он живет с вами.

— Да, конечно. Но я отправила его в госпиталь, во вторник. Он был не в очень плохом состоянии, поэтому его выписали в среду. Куртис был ужасно раздражен и не желал встречаться со мной за столом во время завтрака, а затем сказал, что собирается побыть у друзей. Буду откровенной с вами, мисс Варшавски: я просто счастлива, что избавилась от него на несколько дней.

Каппельман вернулся с порога ко мне в комнату. Он помахал перед моим носом запиской: они внизу с мистером Контрерасом, он просит у соседа разрешения на мою прогулку. Я машинально кивнула и попросила мисс Чигуэлл продолжать рассказ.

Она издала глубокий вздох:

— Вы понимаете, по пятницам я обычно дежурю в больнице, добровольно ухаживаю за пожилыми одинокими дамами… Впрочем, ладно, вам ни к чему знать об этом. Но когда я вернулась, я поняла, что в доме побывали…

— Вы вызвали полицию и остались у подруги, пока они не приехали?

— Нет-нет. Потому что почти сразу поняла, что это, должно быть, Куртис. Или кто-то, кому он позволил войти, но кто недостаточно хорошо знает наш дом. Поэтому я обнаружила некий беспорядок.

Потрясение подействовало на меня, и я начала проявлять нетерпение. Я прервала ее, спросив, не исчезли случаем какие-нибудь драгоценности.

— Ничего подобного. Но вы понимаете, пропали медицинские записи Куртиса. Я спрятала их после того, как он попытался сжечь их, вот почему… — Она запнулась. — Я так сбивчиво говорю… Вот почему я надеюсь, что вы приедете, несмотря на огромное расстояние и усталость. Я уверена: во что бы ни был вовлечен Куртис на заводе «Ксерксес», о чем он не хотел рассказать вам, содержится в этих записках.

— Которые пропали, — вставила я.

Она издала смешок:

— Только копии. Я сохранила оригиналы. Многие годы я перепечатывала эти записи для него. Пропали только перепечатки. Я никогда не говорила ему, что храню все оригиналы. Вы понимаете, он заносил данные в старые кожаные тетради отца, те, которые он сам переплетал еще в Лондоне. Мне казалось кощунством выбросить их, но я знала, что Куртис ужасно рассердится, решив, что я сохранила их в память об отце. Поэтому я никогда не говорила ему.

Я ощутила легкий укол в основание шеи — выброс адреналина, обычно случающийся при испуге, когда понимаешь, что неожиданно выскочил навстречу саблезубому тигру.

Я сказала, что буду у нее дома через час.

Глава 28 БЕСЦЕННЫЕ ЗАПИСИ

Каппельман и мистер Контрерас установили зыбкое перемирие, распив бутылочку граппы. Когда я вышла, Рон поспешно вскочил, прервав длинный рассказ мистера Контрераса о том анекдотическом случае, когда тот подумал, увидев Рона впервые, что это один из моих бывших любовников.

В свою очередь я бойко поведала о том, что пришел сигнал о безотлагательной помощи от моей тети, что проживает в пригороде, и что я не могу проигнорировать его.

— Вашей тети, куколка? Я думал, что вы и она… — Но тут мистер Контрерас поймал мой жесткий взгляд. — О-о, ваша тетя! С ней что-то случилось?

— Больше того, она просто в панике из-за меня, — уверенно произнесла я. — Она единственная оставшаяся в живых родственница моей матери. Она старая, и я не могу оставить ее без внимания.

Конечно, было несправедливым смешивать отважную мисс Чигуэлл с Розой — сумасшедшей тетей моей матери, но пришлось воспользоваться тем, что под рукой.

Каппельман вежливо согласился со мной. Не знаю, поверил ли он мне. Он сделал долгий глоток, поморщившись, когда виноградная водка пролилась в его пищевод, и заявил, что проводит меня до автомобиля.

— Родственники — это пытка, не так ли? — ехидно добавил он.

Он терпеливо ждал, пока я осматривала машину, ища очевидные признаки того, что она заминирована, а затем закрыл за мной дверцу со старомодной учтивостью, не вязавшейся с его затрапезным нарядом.

Температура упала до десяти градусов. После унылого тумана, стоявшего последние несколько недель, пронизывающий ледяной ветер взбодрил меня. Снежные хлопья летели в ветровое стекло, но дороги были расчищены, и я быстро выехала с Эйзенхауэр на Йорк-роуд.

Мисс Чигуэлл ждала меня в дверях. Неприветливое, почти свирепое лицо не изменилось, несмотря на ужасные события последних дней. Она без улыбки поблагодарила меня за приезд, но я начала понимать ее и могла утверждать, что ее неучтивость не означала, что она настроена недружелюбно, как это могло показаться.

— У меня чай готов. Мой брат все твердит, что пристрастие к чаю — признак слабости, попытка прибегнуть к возбуждающим средствам, когда чувствуешь беспокойство, но я думаю, я доказала, что более вынослива, чем он. Хотите чашечку?