Крячко, как бы не слушая, продолжал камлание:
— Полиция и ФСБ на усиленном режиме, проверяют пакетики с соком и сигаретные пачки, а тут кто угодно ходит над стратегическим сооружением…
Старожилы явно недопонимали, чего это варягов так восхищает или возмущает:
— Так последние лет тридцать ходят. Привыкли. Это самый быстрый и удобный путь от железнодорожной платформы до дома. Иначе люди были бы вынуждены добираться в объезд на автобусах, а это траты времени…
— Это железный аргумент, — вежливо, но не без сарказма поддакнул Гуров.
Он вспомнил, как главу Рокотова потрошили всем народом — не потому ли, что прошел слушок, что этот возмутительный мост наконец прикроют?
— Все, все, — призвал Стас к порядку, — в самом деле, не наша печаль. В данном случае от крупномасштабного шухера с просеиванием народа по обе стороны канала нас избавляет лишь то, что сто граммов тротила — это ни о чем. С таким объемом теракт не устроишь.
Гуров утешил:
— Станислав Васильевич, мы обязательно вернемся к этому вопросу в свое время. Теперь давайте сосредоточимся на нашей операции. Итак, просеиваем только тех, кто обычно ходит по той же дороге, которой следовала гражданка Романова. По эту сторону канала, — уточнил он, подняв палец, — ясно?
Те подтвердили, что вполне.
— Следующий момент — военкоматы. Это, господа, возьмете на себя вы.
У стажеров, к которым было адресовано данное задание, заметно вытянулись физиономии. Видимо, надеялись на какое-то особое сверхзадание, которое позволит раскрыть им свои сверхталанты. Старый же полковник бессердечно развеял эти чаяния:
— Шагайте в горвоенкомат, истребуйте списки всех жителей поселка, которые проходили или проходят службу, служат по контракту, задействованы в СВО. Интересуют все люди, которые имели дело с взрывчатыми веществами. Еще раз повторяю: всех. И те, которые в настоящее время проживают в Мокше, и выехавшие куда-либо. Особое внимание обратить на тех, которые в настоящее время находятся именно на службе, и приезжавшие на побывку. Далее схема такая же: после того, как списки будут сформированы, будем каждого проверять на причастность… вопросы?
Таковых не оказалось.
— Если все ясно, приступайте.
Опера и стажеры удалились. Крячко, отлучившись в уборную, вернулся и спросил:
— Лева, это ты Зубкова вызывал? На что?
— Я его вообще не вызывал, — возразил Гуров, — а что, сидит?
— Да вот он. — И полковник, демократично посторонившись, пропустил в кабинет участкового.
Крячко, глянув на коллегу, чуть заметно подмигнул, сказал: «Я за минералочкой». И ушел.
Глава 11
— Я к вам пришел, — сообщил Зубков.
— Хорошо, только что так поздно? Я, признаться, думал, что ты сам себя на планерку пригласишь.
— Я в группу не вхожу.
— С каких это пор тебя это останавливает? — проворчал Лев Иванович. — И так понятно, что работать припрягут, не лучше ль сразу.
Участковый испытующе поглядел на него, точно ожидая какого-то подвоха. И, не обнаружив его, хмуро начал:
— Вы давеча ребят отправили прочесывать путь, по которому люди на станцию ходят.
— И что?
— А по какую сторону канала?
Гуров почувствовал жгучее, ни с чем не сравнимое желание взять его за ухо, как следует оттрепать, а потом и выпороть.
— Что ты имеешь в виду?
— То и имею в виду, господин полковник, — ничуть не смутившись, ответил участковый, — надо прочесывать по ту сторону, не по эту.
— Почему? — процедил Лев Иванович, который уже отлично понимал, к чему дело идет.
— Потому что в тот день Нина следовала с той стороны канала и шла не на станцию, а через нее, домой.
Хорошо все-таки быть полковником, с устойчивой психикой, опытом и умением душить прекрасные порывы. Лев Иванович посулил мягко, без сердца и даже не без кротости:
— Участковый Зубков, я на вас рапорт подам.
— Как вам будет угодно.
— Но об этом позже.
Лев Иванович, выйдя в коридор, позвонил Станиславу и, кратко обрисовав ситуацию, попросил скорректировать задание Зайченко и Сафонову.
— Он жив, Зубков-то? Или помочь труп спрятать? — деликатно поинтересовался коллега и, получив заверение, что пока да и еще не надо, попрощался.
Гуров, вернувшись в кабинет, молча указал участковому на стул. Тот чинно уселся, пристроив на пол древний, видавший виды брезентовый рюкзак, на котором было чернильным карандашом выведено: «ДМБ». Полковник, усевшись за стол, внимательно просматривал документы, делая ничего не значащие пометки.
С одной стороны, этому нахалу будет полезно помариноваться, грехи свои припомнить, с другой — в данном случае нет правильного начала для разговора. Не влепишь же прямо в лоб: какого черта ты, негодяй, замалчиваешь факты? Допустим, не обязан был рассказывать про бурное прошлое своей старой приятельницы — мало ли, кто куролесил по юности.
Однако почему сразу про маршрут не сказать, если он был тебе известен?! Ведь чудом едва-едва не обернулся чёс фарсом. Маялись бы дурью невесть сколько и занимались бы бесполезными делами и без того дефицитные люди.
«Что это? Дурость, саботаж — или что похуже?»