Смертеплаватели

Многое ещё случилось в ту ночь и последовавший за ней день в умах и душах детей, некогда бывших взрослыми и опасными, словно сами Истинные Владыки. Но — всё в том дне и осталось. Вечер умиротворил беспокойных. Потом — забылось.

…Но не одны лишь дурные чувства колыхнулись той ночью, всплыли с утра в детских и иных взрослых душах. На границе двух Вселенных, где нет времён и расстояний, где свет скользит по незримой преграде и лишь дух человеческий может существовать, — синяя, сияющая девичья фигурка вдруг замерла; обернулось тонкое лицо, будто состоявшее лишь из пары глаз, и засверкало радостью. Дочь, Хельга-путешественница, узнала о победе своей матери — и жестом руки-луча сквозь мириады светолет послала Виоле вспышку восторга…

Лёд синел на речке Сороть, с горы, из окна тёплой комнаты хорошо видимой; пушились за рекой белые поля, и, глядя на них, чему-то неведомому, внезапно и светло пришедшему, улыбался Поэт. Только что умылся он, выпил чашку кофею, и пальцы сами тянулись к перу. Хотелось писать о победе солнца над силами мрака, просто и милозвучно, как в юности:

…Могучий богатырь летит;
В деснице держит меч победный,
Копьё сияет, как звезда…

XXV. Микрокосмос Макса Хиршфельда

Всё человечество в каком-то радостно-пьяном

безумии бросилось на путь войны, крови, заговоров,

разврата и жестокого, неслыханного деспотизма,

— бросилось и… обратило в прах и пепел все великие

завоевания мировой культуры.

Александр Куприн

…И было в ту ночь в пространственно-временной скорлупе Макса всё не так, как бывало во время визитов воскрешённых. В кабинете — ни мебели чиппендейловской, ни статуи Эрота со светильником в руке, ни других старинных вещей, изящных и грустных. Да, собственно, не было больше ни кабинета, ни гостиной, ни ванной с фарфоровым умывальником и настоящими ткаными полотенцами. Попади сюда кто-нибудь с обычным зрением, увидел бы в лучшем случае скольжение, смешение в черноте световых потоков, обтекающих изнутри несколько невидимых, пересекающихся выпуклостями пузырей: увидел бы солнечный и звёздный свет, захваченный в кривизну мини-вселенной.

Человек же новых времён, открытый для динамики, смог бы наблюдать в мире Хиршфельда сцену, абсолютно невозможную ещё два-три века назад. Общаются между собой пять динамических сущностей. Отдалённо подобные людям, с искристыми бликами на месте лиц, они меняют свой облик, то сжимаясь, то разбухая, то сливаясь, то прядая в разные стороны, то выбрасывая друг к другу отростки и соединяясь с их помощью, то снова расходясь и вытягиваясь наподобие струн…

Это — внутренний, невидимый никому спор раздельно-слиянной сверхличности, полигома, принимавшего во плоти образ «латинского любовника», черноусого Макса Хиршфельда. Спор — жестокий!

…Лет пятьсот тому назад Макс Хиршфельд и вправду существовал как отдельная личность, мужчина — правда, с другой внешностью. И был он руководителем исследовательской группы, одной из тех, что кропотливым вековым трудом подготовили успех Общего Дела. Коллектив Макса, и две его сердечные подруги в том числе, работал над щупами-искателями, предназначенными находить во всём Космосе следы частиц, некогда составлявших людские тела. Потом, когда пришла возможность развеществляться, коллеги стали всё чаще практиковать слияние — для лучшего понимания друг друга. Сверх того, Макс с подругами — втроём — всё дольше не выходили из романтического «эфирного» единства… Словом, однажды все пятеро обнаружили, что они уже не расстаются. А поскольку Макс был вожаком, любимым, самым талантливым и энергичным, — полигом сложился под его именем и подчас выступал в его (правда, уже совместном придуманном) облике.