Смерти нет

— Природное чутье. Никогда не подводит, надо только почаще к нему прислушиваться. Это прежде всего вас касается, мадемуазель. — И, предвидя всплеск эмоций с ее стороны, резко сменил тему: — В этом храме, между прочим, венчался Пушкин.

— И всем известно, что из этого вышло, — подхватила Марго.

— Ради Бога, не надо о грустном. Так ты готова выслушать меня? Только не перебивай.

Он подхватил ее под локоть и повел на бульвар. Было удивительно приятно просто идти рядом с ним, соприкасаться руками, чувствовать, как он усмиряет свои шаги, чтобы попасть в такт с ней. Будто они ходят вот так рядом уже целую жизнь. И называют друг друга на ты, естественно, без всякой неловкости. Откуда все это? Ведь они не виделись целых пять лет. Или больше? Да какая, в сущности, разница?

Басаргин усадил ее на скамейку и сам устроился рядом. Марго терпеливо ждала.

— Итак, моя жена…

Марго напряглась от одного этого слова. Он будто почувствовал это и накрыл ее руку своей.

— Ты обещала не перебивать. Я действительно женат… официально, а фактически нет.

— Не понимаю.

— Ты знаешь, что такое фиктивный брак?

— Примерно.

— Поясню. Это когда люди женятся не из любви и не из желания создать семью, а совсем от других причин. Чтобы обрести самостоятельность, получить жилплощадь, да Бог еще знает почему. Но к настоящему браку это не имеет никакого отношения. Так и у нас с Вероникой. Она хотела избавиться от тирании своего папочки, вот и попросила меня о… хм… дружеской услуге.

— Хороша услуга! — вздернула брови Марго. — Что-то я не слышала, чтобы от дружеских услуг получались дети.

— Каюсь, грешен. Хотя об этом ребенке я узнал только сейчас, поэтому это само по себе вызывает сомнения. Уж больно кстати. Но даже если это и правда, сути дела это не меняет.

— Вот как! А ночи любви?

— Преувеличение. Ведь мы не дети, Марго. Человек слаб, особенно мужчина, который долгое время был без женщины и вдруг просыпается среди ночи в объятиях пышущей жаром красавицы. Прости, что я так откровенен, но иначе не получается. Мне почему-то кажется, что ты поймешь.

Марго вспыхнула до корней волос, вспомнив Вадима и их ночные безумства. Правда, все правда, и не ей бросать в него камень.

— Мы должны были расстаться вскоре после свадьбы. Сам не пойму, как она все повернула. Хитрая женская уловка, а я, дурак, попался. Но она с самого начала знала о тебе, что я тебя жду, несмотря ни на что.

— Но ты не искал меня.

— Какой смысл? Я писал в Эривань, и не один раз. Лишь однажды получил ответ от новых хозяев твоего дома. Багдасаровы, так, кажется. Сообщили, что ты уехала в Тифлис, ни адреса, никаких имен. Что прикажешь делать? Вот, взгляни.

Он достал из кармана плоский серебряный портсигар и щелкнул замочком. На Марго глянуло ее лицо, только уже почти чужое, незнакомое.

— Господи, мне здесь шестнадцать лет. Как давно…

— И все эти годы она со мной… то есть ты. Всегда. Марго прислонилась головкой к его плечу. Счастье душило ее, горькое ее счастье.

— И что же нам теперь делать? — спросила она совсем маленьким, не своим голосом.

— Жить, — ответил Басаргин, перебирая выпавшие из прически пряди шелковистых волос. — Просто жить.

— Но… ребенок… Он-то чем виноват?

— Я останусь ее мужем до рождения ребенка. Он будет носить мое имя, и я никогда его не брошу. Буду помогать, чем могу, если надо, буду рядом. Но большего я не в силах дать. Я ведь рожден был, чтобы любить тебя.

— Сама не пойму, как это случилось. Этот мой отъезд в никуда. Я жила в каком-то кошмаре. Смерть мамы, моя болезнь, эти видения страшные. Чудища с кровавыми языками все норовили утащить меня куда-то, на части рвали. До сих пор помню царапанье когтей, вой и смрад. Я боролась, как безумная, визжала, кусалась. Отстали. Очнулась лысая, страшная, худая, как скелет, но хоть живая.

— Я помню.

— Ты видел? Какой ужас!

— Нет. Именно тогда-то я и понял, как сильно люблю тебя.

Басаргин приподнялся на подушке и поцеловал ее коленку. Марго сидела, прислонившись спиной к стене, завешенной потертым персидским ковром. В свете уличного фонаря, пробизавшегося сквозь неплотно задернутую занавеску, ее кожа отливала матовым фарфором. Басаргин глядел и не мог наглядеться. Все было ирреально, перевернуто, волшебно. Вроде знакомая комната, а не узнать, так преобразилась от одного ее присутствия. Он скользнул пальцами по нежной шее, дразнящей линии груди, округлой раковине живота.

— Ты говори, говори. Я просто должен все время знать, что это действительно ты.

— Я тогда была как змея, меняющая кожу, только еще хуже. Все чувствительно, болезненно, ранит. Хотелось спрятаться, переждать и начать все сначала. А больше всего хотелось забыть, окончательно, навсегда, чтобы ничто не напоминало.

— Даже я?

— И ты. Так мне казалось тогда. Глупо, правда?

— Да нет. Я не знаю.

— Глупо, глупо. Если бы я сразу приехала к тебе сюда, ничего бы и не было, ни твоей женитьбы, ни…

Она вдруг замолчала.

— Чего?

— Много чего.

— У тебя ведь был кто-то, верно?

Марго обхватила себя руками, словно ей вдруг стало зябко. Волосы свесились на грудь, закрывая лицо. Он отвел длинные пряди, заглянул в глаза.

— Ты любила его?