Смерти смотрели в лицо

В разгоряченном мозгу все промелькнуло за долю секунды. Вдруг что-то важное обеспокоило его. Он силился вспомнить, что именно, но не мог и провалился в небытие. Холодная вода возвратила к действительности. И тут наступила ясность: до сих пор не было ни одной ставки с теми, кого выдал Новиков. Минула неделя, а их не схватили, значит, они скрылись. «Ну что с того, что я командир? Людей-то у меня нет... Если бы взяли — устроили очные ставки. Ясно, устроили бы». Он стал шептать:

— Устроили, устроили...

— Поднимите,— приказал следователь палачам.

Его посадили на стул. Лоскутки кровавой кожи свисали со спины. Шведов пытался что-то додумать, но не давала боль. «Что же я не учел? Что-то важное»...

Мысль, которую он так ловил, не пришла к нему. Отсутствие очных ставок с подпольщиками еще ни о чем не говорило. Его сводили только с Новиковым. Измученный, он воспринимал лишь этот факт, на его анализ сил не хватало. Действовал метод Брандта. К тому же следователь опасался, как бы в самом деле Новиков не оказался шизофреником, да и показания одного свидетеля — еще не показания. Каждый вновь схваченный патриот мог отказаться от Новикова и его утверждений. Палач Брандт хорошо знал советских людей - они шли на смерть молча. Ко всему — Брандту надоело сидеть в следователях, он хотел выслужиться. Он плеткой выбьет показания у Шведова. Начало уже есть.

— Значит, Шведов? — спросил Брандт.

— Да,— еле слышно ответил Александр Антонович и попытался облизать губы. Его душила жажда.

— Дайте воды,— приказал немец.

Закованными руками Шведов поднес кружку ко рту. К губам прислонить край не мог и положил его на зубы. Так и пил, медленно, словно с водой хотел набраться сил для последнего поединка с откормленным фашистом. Он решил признавать некоторые показания Новикова, но объяснять факты и характеризовать людей по-своему. Ему необходимо запутывать следствие и выигрывать время.

— Вы Шведов, а паспорт у вас на имя Гавриленко. Откуда? — спросил Брандт.— И зачем?

— Купил.

— Не понимаю.

— Чего? — тихо спросил Шведов. Он почувствовал облегчение после воды.

— Для чего ты купил паспорт на чужое имя?

— Чтобы жить легально.

— А на свою фамилию нельзя жить легально?

— А ваши тайные агенты разве рассекречены?

— Что-о? Что ты плетешь? — взорвался следователь.— Ты будешь подтверждать показания Новикова?

— Я это хотел сделать.

— Кто тебя прислал сюда? От кого ты получил задание?

— Предположим, я назову настоящую или вымышленную фамилию. Буду подтверждать шизофренические показания Новикова. Что это вам даст? Предположим, я начну говорить, что я организатор партизанского движения, разведчик, получил задание от некоего Сафо-ненко или Трофимова, которые меня в глаза не видели, а я их. Скажу о своих агентах в гестапо и тайной полиции, в комендатуре и в городской управе...

Переводчик, сидевший за машинкой, оторвал взгляд от бумаги и с недоумением взглянул на допрашиваемого: не бредит ли тот? А Брандт то бледнел, то краснел. Его опять обвели вокруг пальца. Но он сдержался и процедил сквозь зубы:

— Но этого Новиков не показывал.

— Странно, шизофренику верите, а мне нет,— ответил Шведов.— Я думал, вы квалифицированнее Миши...

И снова его бросили на пол. Успокоившаяся немного боль после первого удара показалась в тысячу раз сильнее, чем раньше.

— Хорошо,— прохрипел Шведов.— Я скажу. Брандт наклонился над ним. Брызгая слюной, крикнул:

— Кого ты знаешь из подпольщиков?

— Харьковского.

— Кто это?

— Мой товарищ.

— А еще кого?

— Дерябина.

— Еще!

— Иванова.

— Еще! Еще!

— Все...

Фамилии показались Брандту знакомыми. Он приказал помощнику и казакам не подымать допрашиваемого и выбежал из комнаты. Его ждали с час. Александр Антонович лежал на полу без движения. Передышка пришла вовремя. Еще два-три удара — и он не выдержал бы... Следователь возвратился в комнату с листом бумаги. Велел поднять Шведова.

— А ты знаешь, Дерябин и Иванов — такие были. А где сейчас Харьковский? — спросил он.

— Они...— Шведов не договорил, голова упала на грудь.

Его подхватили казаки. Брандт распорядился отвезти арестованного в карцер.

В одиннадцать часов ночи велел доставить Новикова.

— Будем брать Чистякову,— сказал он.— Садись в машину.

...Раздался резкий стук в дверь. Ирина Васильевна вскочила с кровати и прошептала:

— Мама, не открывай.

Подняла половик, собрала лежавшие под ним листовки и, сунув в топку, подожгла их. Отошла от плитки, сосредоточилась. На одно мгновение, но его было достаточно, чтобы перед ней промчались последние события. После ареста Марии Анатольевны Костя Аввакумов переправил пишущую машинку на Бетонную улицу к старикам Азаровым. Чистякова под именем Зои приходила к ним и печатала листовки. Да, машинки в ком-нате нет, а это главная улика, и двери можно открывать.

В комнату вошел Брандт с Потёминым и двумя солдатами. Чистяковой предъявили обвинение в партизанской деятельности.

— Это выдумка,— ответила она.— Я ничего и никого не знаю. Ко мне приходят люди как к врачу.

Солдаты начали обыск. Ирина Васильевна наблюдала за ними. Увидев, как один из них опустил в карман наручные часы, спросила: