Смерти вопреки

Те недоуменно переглянулись, после чего лейтенант достал из того же свертка несколько длинных тряпок. За десятки лет тренировок в прошлой жизни у меня выработалось особое чутье к пространству, с закрытыми или завязанными глазами я «видел» не только щит, но и центр мишени. Я встал на выбранную мною дистанцию и попросил завязать глаза, после чего метнул оба ножа, один за другим. Снял повязку. Посмотрел. Ножи почти впритирку торчали рядом с центром мишени.

– Тебе с этим номером в цирке надо выступать, парень, – лейтенант был откровенно удивлен.

– Не ожидал, – с таким же удивлением покачал головой командир. – Слышать-то слышал, но увидеть своими глазами… Молодец, Звягинцев! Теперь осталось посмотреть, как у тебя ножевой бой поставлен.

Провели две схватки. Окончательный счет – 1:1. Мирошниченко повернулся к Камышеву с довольным выражением лица:

– Не знаю, где он всего этого набрался, но скажу так: мастер он в этом деле!

– Вот и хорошо. Значит, берем его на довольствие, – довольным голосом сказал командир.

Вопрос о том, где я научился так владеть ножом, ни один, ни другой так и не задали. Даже потом… Скрывать мои способности было бессмысленно, так как от них теперь зависела моя жизнь, будь то рукопашная схватка или ножевой бой. К тому же эти два человека были профессионалами, и обмануть их, как удавалось в партизанском отряде, было практически невозможно. Позже я узнал, почему оказался в этом спецподразделении НКВД.

Из истории мне было известно, что перед войной многие опытные сотрудники НКВД-ГБ были репрессированы, и это не могло не сказаться на качестве подготовки диверсантов, забрасываемых в тыл врага. К началу войны уцелело лишь небольшое количество опытных довоенных сотрудников, да и то потому, что большинство их в это время воевало в Испании. Вот что мне было неизвестно, так это то, что недостаток качества подготовки диверсантов, продолжительность которой в условиях военного времени была сильно сокращена (от полугода до одной-двух недель), пытались компенсировать увеличением количества обучаемых диверсантов, обесценивая этим ценность человеческой жизни. Мне также не было известно, что Камышев за девять месяцев, когда встал во главе группы, потерял во время выполнения заданий в фашистском тылу четырнадцать человек убитыми и ранеными. Все они были молодыми парнями, горячими и неопытными, имевшими только зачатки знаний и подготовки для такой работы. Их надо было готовить к практической работе медленно и постепенно, но перед группой командование ставило задачи прямо сейчас, и выполнять их надо было без промедления. Именно поэтому командир ухватился за почти готового профессионала, закрыв глаза на мои, непонятно откуда взявшиеся, таланты. Камышев был не просто мастером своего дела, он любил свою работу. Прямота, честность и принципиальность великолепно сочетались с аналитическим мышлением, хладнокровием и жестокостью в его характере. Начальство его ценило как специалиста высокого класса, но при этом старалось держать подальше от себя, из-за прямоты его взглядов и резких слов, которые далеко не всем нравились. Только благодаря этому он пережил большую чистку рядов в 1937–1939 годах, так как все это время занимался организацией и подготовкой диверсионных отрядов в Испании. Поэтому, когда Камышев попросил перевести меня в его группу, его просьба в отношении неизвестного партизана была сразу удовлетворена.

Если Камышев был кадровым военным, то Мирошниченко был призван в армию, воевал с финнами, а затем остался на сверхсрочную службу. Потом окончил шестимесячные курсы подготовки младшего командного состава. Как я потом узнал, он был из древнего рода казаков-пластунов. В отличие от командира, женатого на своей службе, он был человек семейный, имевший двух дочек-подростков и сына-первоклассника.

Капитан, удовлетворенный моими успехами, ушел, после чего Мирошниченко отправил меня отдыхать, а сам продолжил тренировку. Я вернулся в казарму. Какое-то время мы болтали с дневальным Коробкиным Михаилом, который был постоянно закреплен за нашей казармой. Белье, баня, почта, печи, дрова и многое другое – все это лежало на солдате.

Ближе к вечеру, по одному, по два человека, стал подтягиваться народ. Про меня, похоже, все уже знали. Подходили, знакомились. Все они были молоды и имели одно и то же звание – младший лейтенант государственной безопасности. Позже я узнал, что все они закончили спецшколу НКВД, куда были направлены по комсомольским путевкам. Последними пришли усталые и угрюмые новички Иван Дубинин и Федя Зябликов. Как мне уже рассказали, они пришли в группу только две недели тому назад. Пришедший вместе с ними с тренировки Павел Швецов не успел войти в помещение, как его лицо сразу расплылось в хитрой улыбке. Народ, только увидев его, сразу стал приветствовать радостными криками. Сразу стало ясно, что Швецов из тех парней, которых называют душой компании.