Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия

Мы быстро двигались по лесу, при этом стараясь держаться параллельно дороге. Шли в противоположную сторону от тех мест, куда нам надо было двигаться по плану армейской разведки. Спустя какое-то время звуки ночного боя пропали, только осветительные ракеты продолжали висеть в той части леса. Выбрали участок в двухстах метрах от дороги. Спали, как говорится, вполглаза, поэтому слышали, как несколько раз, там, за деревьями, проезжали машины и мотоциклы. Окончательно проснулся я от того, что на меня кто-то смотрел. Не успел повернуть голову, как мелькнула рыжая тень и исчезла за стволами деревьев в предрассветных сумерках.

Небо только начало светлеть, а лес уже наполнился звуками, шорохами и птичьим щебетанием. За лесом между поредевшими стволами деревьев чувствовался простор, пока еще не видный глазу из-за стелящегося по земле рассветного тумана. Постепенно проснулись все остальные разведчики. Я и Гриша Мошков сходили к дороге, чтобы осмотреться. То, что мы увидели, ни мне, ни ему не понравилось. За дорогой раскинулось большое поле с редким вкраплением кустарников. В ста метрах от нас у небольшой рощицы стояли две большие палатки, охраняемые часовыми. За ними виднелся грузовик и полевая кухня. По левую сторону от нас, уже на самой дороге, стоял мотоцикл. Водитель помахал немного руками, разминаясь, а затем стал толкать в плечо задремавшего в коляске пулеметчика. Тот стал ругаться, говоря, что Ганс дурак и мог бы дать ему поспать еще минут двадцать, так как эти лентяи, Вилли с Альфредом, придут заступать на пост, как обычно, на десять минут позже. Солдат, когда вылез из коляски, со стонами и вздохами стал разминать застывшую спину, при этом недовольно бурча, что они тут делают, раз русских диверсантов уже взяли.

Мы осторожно отползли обратно. Вернулись, рассказали Паше и радисту, что лес практически блокирован. По крайней мере в нашем направлении. Наш шанс выжить – это выкинуть рацию и спрятаться в глубине леса, но это было мое личное мнение. Выскажи я его, меня сразу посчитают трусом и предателем. У нас не было времени, чтобы внести изменения в план или как-то его откорректировать, к тому же мы пропустили один сеанс связи. Следующий должен был состояться через полчаса. Если мы не ответим, то могут послать еще одну или даже несколько групп разведчиков, а выйдем на связь – обозначим себя, после чего за нами будут гоняться все кому не лень.

Все это понимали, поэтому мой вопрос «что будем делать?» поняли правильно.

– Передаем кодовую фразу и быстро уходим в глубь леса. Запутываем следы, а затем следуем в направлении, согласно поставленному перед нами плану. Достигнем этого места. Здесь кончается лес и начинаются болота, – Гриша показал на карте место и закончил: – и где-нибудь пробуем проскочить. Я прекрасно знаю, как немцы не любят болота, и пару раз пользовался этим, отсиживаясь. Не боись, прорвемся, парни. Ну как, согласны?

«То есть подставляем себя фрицам и одновременно пытаемся выполнить приказ командования или посмертно стать героями. Хороший план. Дальше некуда».

Паша и радист почти синхронно кивнули головами в знак согласия. Может, это и было правильно, но то, что при этом наши шансы на выживание резко уменьшались, в расчет, похоже, никто не брал. Мне это сильно не нравилось, но разногласий в подобной ситуации быть не должно, поэтому следом и я кивнул головой.

На скорую руку перекусили, после чего Кораблев вышел на связь и передал условленную фразу: «Рассвет встает». Теперь там, на Большой земле, знали, что разведгруппа начала работать. В дальнейшем выходить на связь мы имели право только в случае получения нами проверенной информации. Еще до отправки нам сказали, что несколько радиостанций будут постоянно на приеме, ожидая наших сообщений. Согласно утвержденному командованием плану, нам нужно было двигаться в направлении небольшого городка, который одновременно являлся узловой станцией и сейчас находился где-то в семидесяти километрах от нас.

Машина генерала Рихтера остановилась в трех метрах от затормозившего мотоцикла охраны. Следом за машиной генерала остановился грузовик. Адъютант генерала, выскочивший из машины, подбежал к задней дверце, открыл ее и, вытянувшись, замер. Стоило генералу выйти из машины, как тут же к нему направился полковник Зайдель, в сопровождении майора Хольца и капитана Вернера. Чувствовалось, что все три офицера сильно волнуются, это было видно по их напряженным лицам. Генерал Рихтер, отвечающий за безопасность тыла группы армий, слыл жестким и непреклонным человеком. Слухи о нем ходили самые разные, но были и общеизвестные факты. Три виновных, по его мнению, офицера закончили жизнь самоубийством, а еще около десятка были разжалованы и отправлены рядовыми на Восточный фронт.

Его сухое, аскетическое лицо с глубоко сидящими глазами и тонкими, бесцветными губами напоминало обтянутый кожей череп. «Череп». Так его звали за глаза и произносили эту кличку всегда шепотом.

– Господин генерал…