Смерти вопреки. Реальная история человека и собаки на войне и в концлагере

Людям, выжившим в Пакан-Барое, трудно поверить в то, что такая тактика на самом деле действовала столь хорошо, даже тем, кто находился в этих лагерях, но никогда не видел, как взаимодействовали Джуди и Фрэнк. Среди таких пленных немало людей, сидевших в разных лагерях, разбросанных по линии строившейся железной дороги[10]. Одним из тех, кто не верит в подобное взаимодействие человека и собаки, является Джордж Даффи. Этот дерзкий старый моряк, все еще пребывающий в здравом уме в возрасте 92 лет, из приюта в Брентвуде, штат Нью-Гэмпшир, наотрез отвергает мысль о том, что собака могла выжить в таких кошмарных условиях, в каких выжил он сам. «Не знаю, как это могло случиться, – говорит Даффи. – Не могу представить ни одного животного, которое прожило бы в тех джунглях больше одного дня. Я выдержал только потому, что был крепким, молодым парнем. Ни одна собака там выжить не могла».

Но одна собака все же выжила. И вовсе не потому, что охранники на железной дороге были легковерными, ленивыми разгильдяями. На самом деле это глубокое заблуждение – все дело в невероятных способностях, которые развила в себе Джуди.

Упорный скепсис Даффи только подчеркивает то, насколько удивительна история выживания Джуди (особенно на фоне многочисленных свидетельств в ее пользу). Джордж Даффи в плену навидался всякого, удивить его, вроде, нечем, но история Джуди заставляет его недоверчиво трясти головой со словами: «Да ладно!»

Глава 22 Свиное рыло и Кинг-Конг

Японские солдаты, работавшие на строительстве железной дороги охранниками и прорабами, были, по большей части, озлобленными, раздраженными людьми. К той стадии войны физически здоровые японские солдаты, как правило, считались слишком ценными для несения охранной службы. Особенно в таких забытых богом местах, как Суматра. Большинство здоровых солдат перебросили на Гуам, Иводзиму и Окинаву, где они могли со славой отдать жизнь за императора. Поэтому те, кого отправили в болота Суматры, соответствовали тому сорту людей, который англоязычные солдаты назвали бы «дерьмом». Наиболее прагматичные понимали, что вероятность погибнуть на строительстве железной дороги меньше, чем в бою, но даже они изнывали от скуки.

Некоторые японцы были более жестоки, чем другие. Одним из таких охранников был смуглый малый, которого называли Чернявым Ублюдком. Это был угрюмый, неулыбчивый парень, которому особенно нравилось избивать ханчо. Он предпочитал отдавать приказы на быстром, гортанном японском. Если военнопленные не понимали приказа, что было вполне естественно, следовали побои. Другой охранник любил бросать в пленных топоры и мачете, а потом приказывал пленным подбирать их и приносить обратно.

Но главным источником страха на железной дороге стали не японцы, а корейцы.

В Глоегоере было несколько охранников-корейцев, но в Пакан-Барое их оказалось гораздо больше[1]. Для многих военнопленных строительство железной дороги стало первым соприкосновением с корейцами. Корейцы отчасти по собственной склонности, отчасти по принуждению особенно часто прибегали к пыткам. В целом корейцы были более злобными, жестокими и непредсказуемыми, чем японцы, которые обычно ущемляли военнопленных косвенными методами, с помощью недоедания и лишений.

Отношения Японии с Кореей, бывшей тогда японским протекторатом, были в чем-то схожи с отношениями Великобритании с Малайей или Нидерландов с Голландской Ост-Индией. Но все же они были много жестче. В Корее японцы присвоили себе почти всю пахотную землю, составлявшую основу корейской аграрной экономики, сделали корейцев батраками на их собственной земле.

Это чрезвычайно озлобило корейцев, под маской внешнего спокойствия которых бушевала ненависть, с началом войны только усилившаяся. Корейцев в массовом порядке призывали в японскую армию: почти пять с половиной миллионов корейцев или служили в японской армии, или были отправлены работать на заводах в Японии. Призванным на трудовой фронт корейцам сказали, что они будут служить всего два года и станут участниками проектов экономического развития. В действительности корейцам дали работу, от которой отказывались японцы[2].

Иногда корейцы воевали рядом со своими японскими «союзниками». На Тараве корейцы составляли примерно пятую часть сил, оказывавших сопротивление американской морской пехоте, и сражались за остров с такой же яростью, что и японцы. Но по большей части японцы не доверяли корейцам. На Тиниане за боевыми порядками, в тылу, был трудовой лагерь, в котором находилось почти пять тысяч корейцев. Но, как пишет Гэвен Даус в книге Prisoners of the Japanese («Пленники японцев»), «чтобы не иметь врага в тылу во время вторжения американцев, японцы уничтожили этих людей»[3].