Смерти вопреки. Реальная история человека и собаки на войне и в концлагере

Распространены были плацебо, ставшие последним средством, к которому врачи прибегали в надежде на то, что психика поможет исцелить то, что не могли исцелить врачи. Острее всего для борьбы с малярией требовался хинин, но его негде было доставать. Впрочем, в наличии имелся естественный источник хинина – хинное дерево, которое в изобилии росло на Суматре. Когда медицинские свойства хинина стали известны, голландцы и британцы контрабандой завезли семена этого южноамериканского вечнозеленого растения в Индонезию. Некоторые врачи в Пакан-Барое рекомендовали людям растирать кору хинного дерева в порошок и жевать при любой возможности. Гарри Бэджер, например, отказался следовать этой рекомендации, так как порошок «на вкус напоминал опилки, и его трудно было глотать». Но пленные, которые пошли на такое лечение, в общем, предотвращали у себя ужасную малярию или, по меньшей мере, смягчали ее приступы.

Но такая медицинская помощь все же была лучше той, которую оказывали ромуся, а их попросту никто не лечил. «В конце концов, они были добровольцами», – такой была извращенная логика японского офицера. Еще один врач, Адриан Дуинховер, рассказал Ховинге об одном ромуся, пожаловавшемся охраннику на боль в желудке. «Охранник ответил, что знает хорошее лекарство от таких болей. Охранники привязали ромуся за запястья и лодыжки к лестнице, вскрыли ему живот и вывалили наружу внутренности».

* * *

Помимо обычных заболеваний, Хартли страдал также чесоткой, мучительной сыпью на коже. Единственным имевшимся в наличии средством от этой напасти была серная мазь, придуманная лагерными врачами, которые смешивали небольшое количество серы с горючим. Люди мазались этой смесью с головы до пят и ужасно воняли. Курильщики (а Хартли курил) страдали сильнее других, так как любая искра означала смерть от взрыва.

Когда Хартли был болен, лежание в постели становилось для него пыткой. Его пожирали вши и клопы. После дня, проведенного в бездействии, спать он не мог. Койка травмировала его до синяков. Единственным чтением была Библия, но спустя какое-то время даже она не могла заинтересовать Хартли, несмотря на его религиозность. Пакан-Барое определенно был местом, которое любого заставило бы засомневаться в существовании бога.

Но вера в конце концов помогла Хартли пройти через худшие моменты болезни, хотя выздоровление оказалось немногим лучше. Хартли столкнется с людьми, которых он знал по Падангу и Глоегоеру, но не сможет узнать их, поскольку они будут крайне истощены. «Люди, некогда здоровые и полные надежд, теперь обросли бородами и ковыляли на палках. Они были так слабы, что не могли без посторонней помощи подняться даже на пологий склон, который вел к умывальнику». Один несчастный голландец был настолько тяжело болен дизентерией, что упал в выгребную яму и утонул в ее невообразимом содержимом. (Невероятно, но человеком, бросившимся в яму и попытавшимся спасти утопающего, был доблестный Сьовальд Канингэм-Браун)[5]. По мнению Хартли, пять месяцев, проведенных им во Втором лагере, были хуже остальных трех лет его плена, проведенных в других лагерях, вместе взятых.

Для Даффи жизнь во Втором лагере была все же полегче. Он, конечно, болел малярией (с февраля по апрель у него случилось четыре приступа), а потом, в июне, он снова страшно заболел, на этот раз «полным пакетом» заболеваний – лихорадкой и приступами жара и холода. Но вдали от строительства железной дороги и голландцев Даффи безоговорочно признали офицером, что переводило его в «избранное общество», в группу из двадцати-тридцати человек, целыми днями валивших деревья, которые шли как топливо на кухню и на локомотивы. Эта работа была не такой тяжелой, как работа в джунглях. И того лучше, офицеры работали под присмотром одного-единственного охранника, отвечавшего за выполнение дневного задания, а это означало, что устраивать встречи с местным населением для покупки у них продовольствия будет проще. «Бартер считался незаконным, – отмечал Кен Робсон, – но, разумеется, происходил постоянно. Корейские охранники проявляли строгость и не допускали контактов с местными жителями, но строившие железную дорогу японцы, по большей части, смотрели на такие контакты сквозь пальцы, придерживаясь, вероятно, мнения, что они сделают нас счастливее и позволят выжать из нас больше труда».

Для защиты плеч при переноске срубленных деревьев Даффи использовал джутовые мешки, которые давали достаточно прикрытия, чтобы контрабандой проносить в лагерь то, что ему удавалось добыть, – кокосовые орехи, перец, арахис, бобы, кокосовое масло, яйца, соленую и свежую рыбу, бананы, козлятину, мясо буйволов, табак. Все эти продукты выменивали на ткань – местные жители брали любую, даже страшно изношенную или изорванную. Так что в июне, когда в лагере от недоедания умерло 50 человек (и еще 11 человек умерло на строительстве), Даффи и его американские приятели Горски и Хикки питались сравнительно хорошо.