Смертник

   Будто услышав его мысли, черная сука подняла голову и уставилась в том направлении, где за кустами скрывался Грек. На узкой морде, с затянутыми пленкой глазами, дернулся огромный влажный нос. Сука пыталась по запаху определить, исходила ли с холма угроза для стаи. Кончики острых ушей, прикрывающих ушные раковины, встали торчком. Собака целую минуту, не шевелясь, оценивала обстановку, потом вернулась к прерванному занятию.

   Сомнений, если они и были, не осталось: мародеров в окрестностях свалки нет. Они народ нервный и не потерпели бы присутствия собак. Да и те небольшие любители близкого соседства двуногих. Так или иначе, завязалась бы война и кому-то бы не поздоровилось.

   Кстати, не жалкие ли останки мародеров переваривались сейчас в утробах слепых тварей?

   Человека, потерянно бредущего между завалами искореженной техники, Грек заметил в последнюю очередь, когда собрался уходить. Заскорузлая повязка в рыжих пятнах подсохшей крови скрывала пол-лица. Сквозь камуфляж, разорванный в нескольких местах, проглядывало тело: в подтеках и ссадинах, покрытых корками запекшейся крови. Неестественно вывернутое плечо стягивал автоматный ремень. Непосредственно само оружие болталось за спиной и при каждом шаге било человека по боку.

   Издалека человек походил как на зомби так и на убогого – живого сталкера, потерявшего рассудок. И тот и другой мог представлять опасность.

   А мог и не представлять.

   Зомби и убогие бесцельно бродили по дорогам Зоны и сталкеров, как правило, не трогали. Но так же, как в каждом правиле бывают исключения, имелось и здесь свое "но". Временами на тех и на других находило. Причем эти времена никак не зависели от внешних условий. По крайней мере, ученые, получившие массу порождений Зоны в качестве материала для исследований, так и не смогли определиться: в связи с чем безобидные, постепенно мумифицируемые создания и сумасшедшие, вдруг впадают в не мотивируемую агрессию. Тогда бойся попадаться им на пути. Живучий до последнего зомби в отсутствии под рукой оружия, рвал зубами все, до чего мог дотянуться. Ровно до тех пор, пока благодаря умелым действиям не распадался на отдельные фрагменты.

   То же касалось и убогих. Живой человек, только сумасшедший, к которому и относились соответствующим образом – жалели. Поначалу. До первых случаев ярко выраженной шизофрении.

   С убогим можно было поговорить. Более того, от него трудно было отвязаться. Если он выходил на людей, то двигался за ними как привязанный. Будучи взят в команду, он превосходно справлялся со своими обязанностями. Лучшего часового, охраняющего покой спящих товарищей, было попросту не найти. Отсутствие логики в рассуждениях с лихвой окупалось звериным чутьем.

   Так было поначалу. До первых вспышек возникающей неизвестно, в силу каких причин агрессии.

   На убогого вдруг находило. В такие моменты он ничем не отличался от зомби. Стрелял, если патроны оставались в патроннике, вырезал ножом все живое, без ножа рвал ногтями и зубами. Даже мертвый убогий продолжал двигаться, и убить его окончательно было также сложно, как и зомби.

   Снова проводнику вспомнился Параноик с его способностью издалека отличать зомби от убогого. Греку приходилось ходить с легендарным сталкером в связке. Он помнил, как однажды Параноик, поднеся к глазам бинокль, чтобы разглядеть одиноко бредущую по полю фигуру, сказал:

– Это убогий.

   Так и оказалось впоследствии.

   Параноик убогих жалел.

– С каждым может случиться, – говорил он. – Тут не только мать родную забудешь, но и как тебя зовут. И главное – на всей Зоне не отыщется доброй души, чтобы проводить тебя домой.

   Вот так и получил Параноик свое прозвище – за то, что выводил убогих с Зоны. После, их определяли в сумасшедший дом, там у Параноика работал брат. Поговаривали, что после года усиленного лечения к некоторым возвращалась не только память, но и человеческое восприятие окружающей обстановки. Во всяком случае, если приступы агрессии и случались за желтыми стенами, с ними успешно справлялись.

   Параноика рядом не было. И приходилось брать ответственность на себя.

   Пока Грек рассуждал, стая слепых тварей, почуяв двуногого, снялась с места. Собаки, как тараканы расползлись по свалке, потерявшись в многочисленных щелях.

   Человек двигался по единственно возможному пути, огибая острые углы торчащей арматуры. Двигался бездумно, по все видимости, не имея цели. Разминуться с ним было невозможно – не перебираться же через завалы, рискуя в любой момент быть погребенным под ржавым железом! Неизвестно, оставались ли у человека патроны – предсказать исход такой встречи нельзя.

   Следовало десять раз подумать, прежде чем затевать опасную встречу. Случись что, Краба не жалко, но ведь прикроется, подлец, чужими спинами.

   Был еще выход: невзирая на моральные соображения, попросту снять человека издалека. В таком случае, неизвестно, сколько патронов предстояло потратить и не затаится ли опасная тварь, готовая напасть в любой момент.

   Можно подобраться ближе и бросить гранату, а останки уже вряд будут представлять опасность.