На всякий случай он заводит разговор с дежурным русским солдатом и под каким-то предлогом отсылает его. Очень медленно ползет локомотив. Я проворно карабкаюсь по лестнице и прячусь внутри. Через несколько минут поезд трогается. Машинист и кочегар не захотели взять у меня последние сигареты.
И вот я осторожно спускаюсь с железнодорожной насыпи на дорогу, ведущую в город Ф[илиппсталь], он уже в американской оккупационной зоне. Все! Удалось!
Я не успел пройти по улице, ведущей к железнодорожной станции, и ста метров, как около меня резко затормозила странная машина. Из нее выскочили трое ухоженных, подтянутых светловолосых военных в ладно пригнанной форме. Они сразу поняли, что ко мне нужно обращаться на немецком языке.
— Документы?
— Нет документов.
— Откуда вы идете?
Я кратко объясняю.
— Куда направляетесь?
Я так же быстро отвечаю.
Они быстро по-военному салютуют.
Джип уносит прочь своих дружелюбных пассажиров в касках с белой полосой. Я встретил американских солдат. А потом, вытянувшись на насыпи, расслабился.
Приложения
Приложение А: заметки об аграрной политике и жизни фермеров во времена Третьего рейха
Как опытный фермер, Пауль Борн естественно упоминает сельское хозяйство и государственную сельскохозяйственную политику, описывая свою жизнь до призыёа в вермахт, и, само собой, не дает подробных комментариев. Последующие разъяснения помогут читателю лучше понять первую часть воспоминаний Борна, которая имеет отношение к жизни в тылу во времена Третьего рейха.
В 1933 году нацистское правительство создает сельскохозяйственную программу Reichsnahrstand, автором и вдохновителем которой был Уолтер Дарре. Это была попытка помочь немецким фермерам, особенно мелким фермерским хозяйствам, реорганизовать сельскохозяйственный рынок, отрегулировать производство и установить фиксированные цены на продукцию. Дословный перевод немецкого названия программы, Reichsnahrstand — «Reich Food Estate», не раскрывает всех целей нацистов. Reichsnahrstand — всего лишь часть большого процесса, при помощи которого они пытались возвеличить страну и землю, кратко сформулированного во фразе «Blut und Boden» (кровь и земля). Подразумевающая под собой родство людей и земли, отвращение к индустриальной, городской жизни фраза также играет на чувстве «кровного родства» всего немецкого народа. Это, в свою очередь, предполагает недоверие к иностранцам и даже враждебное отношение к ним, особенно к евреям.
На самом деле, Reichsnahrstand — попытка облагородить профессию фермера и вовлечь фермеров в планы государственного масштаба, и Борн признает это: хотя в Третьем рейхе фермеры преуспевали, как никогда раньше, скрытой целью партии было только лишь создать дополнительную поддержку режима. В конечном итоге, когда нацисты прочно закрепились у руля страны, Reichsnahrstand стала еще одним инструментом для получения выгоды. Все производители сельхозпродуктов должны были участвовать в партийной жизни, в противном случае это считалось вызовом государственной системе. Дарре и его единомышленники полностью контролировали всех фермеров, и такие, как Борн, несогласные со многими аспектами идеологии нацистов, рисковали лишиться всех льгот, призванных помочь сельскому хозяйству.
Борн также упоминает закон о праве наследования (Erbhofgesetz), еще один важный свод законов, призванный помочь фермерам и удачно сочетавшийся с Reichsnahrstand. Efbhofbauer — так назывался фермер или крестьянин, чьи владения отвечали требованиям Erbhof, что дословно переводится как «наследуемая земля». Как поясняет Борн, ферма должна была занимать определенную площадь, и у 55% фермеров земли было достаточно. Землю нельзя было разделить, заложить или продать, она переходила по наследству к старшему сыну фермера. Таким образом, фермера удовлетворяли фиксированные цены, и он был уверен, что его земля останется в его семье. Несмотря на все полагающиеся фермеру права и привилегии, Дарре раскрыл истинные намерения нацистов в Веймаре в феврале 1935 года. «Каждому крестьянину должно быть понятно, что мы пишем законы не за красивые голубые глаза, а за работу, которую нужно сделать для Германии». Таким образом, Борн показывает, что все то, что изначально представлялось хорошей идеей, было обречено на провал с самого начала, ибо партия, как всегда, преследовала свои корыстные интересы.