Бегал Ибрагим быстро. Ему удалось нагнать и остановить десяток уцелевших воинов, и, встав во главе отступающих, Келоев, пользуясь складкой местности, повел их дальше, вдоль периметра базы, внимательно поглядывая по сторонам, стараясь не выходить на открытые участки. За спиной все еще продолжался бой – остатки группы отчаянно сопротивлялись натиску навалившегося на них спецназа. Впрочем, старшему Келоеву было уже наплевать на все. Ему хотелось одного: уйти отсюда живым, и еще – ему не давала покоя тревога за судьбу брата. Время от времени Ибрагим брал радиостанцию и вызывал Идриса, но тот молчал. И теперь Келоев нарочно вел людей так, чтобы в конце концов выйти на тропу, по которой должен был отходить его брат.
«Как бы малыш не потащил за собой эту дуру корреспондентскую, – нервничал Ибрагим, рассуждая о том, насколько трудней в этом случае станет путь Идриса. Когда же после преодоления небольшого бугорка взгляд старшего Келоева коснулся чуть приподнятой над тропой хорошо знакомой фигуры в черной джинсовой куртке, его сердце осыпалось вниз тысячью измельченных песчинок, из которых уже никогда не собрать единого целого. Придавленный чужим телом, на тропе лежал Идрис.
– Брат! – вскричал Ибрагим, и большими прыжками устремился к телу младшего Келоева. Под ногами заплескались фонтанчики выбиваемой земли, сунувшийся вслед за ним моджахед словно споткнулся и, сгорбившись, повалился на землю. Та же участь постигла боевика, ринувшегося ему на помощь. Ибрагим рывком сдернул тело Барбары и вдвоем с подскочившим откуда-то сверху моджахедом потащил брата под укрытие окружающих деревьев. Вокруг свистели пули, но ни одна из них не коснулась сгорбившегося под тяжестью горя Ибрагима. А вот другому, тащившему Идриса боевику повезло меньше – срикошетившая от камней склона пуля ударила его в шею. Фонтан красных брызг вырвался на волю, раскрашивая окружающую листву алыми пятнами. Боевик выпустил голову Идриса и, зажимая руками рану, с хрипом повалился на землю.
– Уходим! – прорвался громкий окрик Ибрагима сквозь грохот выстрелов, своих и чужих. – Уходим! – крикнул он еще раз, стараясь заглушить этим криком боль утраты.
– Уходим! – как эхо повторил кто-то из моджахедов, и боевики, продолжая стрелять, начали отходить в глубину леса.
Трупы убитых тащили на себе, но один труп, вынести который смельчаков уже не нашлось, так и остался лежать на простреливаемой полосе земли. Конечно, так поступать было нехорошо, но сколько еще таких мертвецов осталось сегодня в этом лесу? Всех не унесешь. «Ничего, – рассуждали уцелевшие, о произошедшем бое в округе уже знали все, – ночью придут родственники и заберут, а кого не заберут, значит, там, за пределами леса, он никому не нужен. И к чему его тогда тащить?»
Так что совесть отступавших была чиста. Неся на руках три трупа, боевики из последних сил поднимались на вершину высоты.
Перевалив через нее, Ибрагим намеревался выйти на старую дорогу, переждать близ нее какое-то время и под покровом ночи дойти до родового селения.
Подполковник Трясунов
– …Противник отходит. Море трупов, – слегка переволновавшийся радист вместо нормального доклада выплескивал в эфир нахлынувшие эмоции.
– Наши потери? Прием, – сколько и чего потерял враг, можно было подсчитать и попозже.
– Я… ну… раненые есть…
Приотставший в самом начале боя радист, теперь оказавшийся среди действующей на левом фланге первой тройке ядра, был не в курсе понесенных потерь. Видя лишь общую картину боя, даже иногда умудряясь постреливать сам, он, тем не менее, не видел, как упал Ляпин, и не имел информации от пробивающихся наверх, к группе Ефимова, бойцов второй тройки ядра. Он просто знал, что «чехи» отступают, что командир где-то впереди и что скоро, судя по всему, бой закончится.
– Ладно, качай связь! – Поняв, что большего от «потерявшегося» радиста он не добьется, Трясунов, тряхнув головой, словно сбрасывая навалившуюся усталость и отдав гарнитуру дежурному радисту, ступил на ступеньку лестницы. – Как только появится конкретная информация, сообщишь дежурному, – комбат кивнул на стоящий на столе телефон. Я у себя, – после чего он спустился по лестнице и, сжав зубы, пошел вперед.
– Только бы не упасть, только бы не упасть! – твердил подполковник, идя к своей палатке. Болезнь и особенно этот бой его совершенно вымотали.
Теперь поняв, что все действительно заканчивается, а того, что уже произошло, не изменить, он позволил себе передышку. Зайдя в командирскую палатку, Трясунов наглотался корвалола и буквально повалился в остывшую за время его хождения кровать. Сердце никак не хотело работать, но болело у него не сердце – душа…
Старший Келоев